Увы, место, где ему пришлось укрываться ныне, отнюдь не прельщало глаз красотами. Сквозь щель в стене он видел только пыльную улочку и площадку вокруг заброшенного колодца. За плоскими крышами хижин виднелась далекая серо-зеленая стена, в которой угадывались подножия гор. Но чтобы полюбоваться очертаниями вершин, надо было либо расширить щель, либо самому высунуться наружу — а ротмистру не хотелось лишними телодвижениями привлечь к себе внимание тех, кто с ночи находился возле его укрытия.

Они несколько раз сменили друг друга — Бурко это понял по тому, как менялись голоса, звучавшие порой прямо возле стен дома, где он прятался. Он долго пытался понять, чего им тут надо. Ну ладно, ночью они сбежались сюда, чтобы встретить своего предводителя, Джерико. Однако тот, судя по всему, вошел в деревню с другого конца. Зачем же оставаться тут? Бурко надеялся, что они заснут хотя бы на рассвете, и тогда он мог бы незаметно выскользнуть из дома. Но они ни на минуту не сомкнули глаз, сидя у костра и ведя бесконечные пустые разговоры. Перед рассветом подошла еще одна парочка, от них-то Бурко и услышал про то, что Джерико вернулся с богатой добычей. Новость всех порадовала, однако площадка возле колодца не опустела. В конце концов ротмистр понял, что в банде соблюдается почти военная дисциплина. Во всяком случае, здесь имели представление о том, как важен дозор, выставленный на границе расположения. Мысленно поставив бандитам высший балл за знание тактики, ротмистр улегся поудобнее и решил выспаться. Ночью ему потребуется освежить и собственные тактические познания: на тему «Проведение ночных перемещений между вражескими постами».

Думал ли он, отплывая в Америку, что в деле политического сыска может пригодиться военный опыт? Нет, не думал. А ведь Петр Иванович Рачковский, новый руководитель заграничной агентуры, предупреждал его: «Вы отправляетесь на войну, и не забывайте об этом ни на минуту. Война, развязанная террористами против Отечества, ведется на невидимых фронтах, и линия обороны проходит через наши с вами сердца…»

Петр Иванович в недавнем прошлом занимался журналистикой, на военной службе никогда не состоял, и видимо, опасался, что ротмистр недостаточно серьезно его воспринимает. Его напутственная речь содержала множество подобных цветистых оборотов, и Бурко привычно пропускал их мимо ушей. А зря. Хоть ему и не удалось обнаружить никакой связи между столичными «динамитчиками» и эмиграцией, на войну он таки угодил. На самую настоящую войну.

Полицейские, скрутившие его на развалинах особняка Лансдорфа, искренне повеселились, когда он назвался Джоном Фордом из Нью-Йорка. «Говоришь, тебя зовут Джон Форд? И ты приехал поохотиться? Таких охотников мы держим в крепости до тех пор, пока их не опознают, — сказал ему сержант. — И будь уверен, приятель, ты просидишь там не больше чем с полгода. А потом отправишься прямиком в суд. Может быть, это будет суд Техаса, а может, и нью-йоркский суд. Зависит от того, где тебе светит больший срок. Что ты сказал? Адвокат? О да, несомненно, мы найдем тебе адвоката. Примерно через месяц. А пока у тебя будет время подумать. В крепости — все условия для того, чтобы подумать. Некоторым хватает недели, чтобы начать давать правдивые показания».

Граф Орлов не позволил ему задержаться в крепости, но вряд ли это пошло на пользу делу. Бурко сам не знал, должен ли он благодарить капитана, либо тот заслуживал порицания. Этот вопрос был не таким малозначительным, как могло бы показаться. Ведь именно Бурко должен был рекомендовать — или не рекомендовать — капитана Орлова на весьма ответственную должность. До сих пор зарубежная агентура тайной полиции действовала лишь в Европе, преимущественно во Франции и Швейцарии, то есть в местах, облюбованных революционными эмигрантами. Но сейчас революционеры усиленно налаживали связи с Америкой, и Рачковский не скрывал, что ему бы хотелось подставить эмиссарам заговорщиков своего человека. Подобные комбинации успешно выполнялись им в Европе — чем же Америка хуже? Разве здесь мало выходцев из России, которые готовы всем сердцем откликнуться на социалистическую проповедь? Откликнуться, завоевать доверие, войти в руководящие структуры — и проводить в них политику, которую сам же Петр Иванович и разработает!

Да, план был хорош. Жаль, что с его осуществлением придется подождать до лучших времен.

Убивая время в чутком сне, ротмистр Бурко продолжал оттачивать формулировки своего отчета. Нет, граф Орлов не станет сотрудничать с Рачковским. Офицеры Генерального Штаба неспособны понять, что означает словосочетание «внутренний враг». Они слишком озабочены угрозами врага внешнего. Но об этом в отчете не стоит даже упоминать. Орлов просто не подходит к роли, уготованной ему. В его характеристике преобладающими станут такие категории, как «импульсивность», «самонадеянность», «пренебрежение нормами закона». Да, у него наработаны обширные связи, но их никак не удастся использовать в деле спасения Отечества.…

Он подбирал все новые и новые доказательства того, что Орлова следует оставить в покое. Нельзя сказать, что ротмистра Бурко так уж сильно волновала судьба капитана. Просто, думая об Орлове, ротмистр невольно забывал о своем бедственном положении.

Но действительность напомнила о себе самым бесцеремонным образом.

Сначала мирную тишину полусонной окраины разорвала недалекая пальба. Бурко приник к щели, готовый к отпору — однако не увидел никаких перемен. Двое караульных продолжали резаться в карты, не обращая внимания на выстрелы. Их безмятежность успокоила ротмистра, и он снова задремал.

Затем, спустя какое-то время, его разбудил взрыв. Старый дом зашатался, из-под потолочных балок посыпалась труха, и Бурко уже ожидал, что сейчас все рухнет. Однако обошлось. Он заглянул в щель и увидел в облаке оседающей пыли толпу бандитов. Они сбегались к угловатому большому предмету, лежащему посреди площади. И по их выкрикам ротмистр пришел к заключению, что только что стал свидетелем неудавшейся попытки вскрыть сейф с помощью динамита.

Они галдели и суетились, размахивая руками — и вдруг замолчали, застыли, присмирели. Пыль улеглась, и Бурко смог разглядеть того, чей негромкий голос заставил толпу утихомириться. Это был Джерико. Он еще что-то сказал — и все разбежались. Кто-то спрятался в канаве, кто-то скрылся за забором. У сейфа остались двое — Джерико и плешивый бандит. Они о чем-то посовещались, и главарь неспешной походкой направился к канаве, а плешивый принялся возиться с динамитными патронами и шнуром.

Его неловкие манипуляции настолько раздражали ротмистра, что тот едва не закричал: «Ну кто же так работает с динамитом! Нет, если вам хочется просто побаловаться новогодней хлопушкой — то пожалуйста. Но у динамита есть и другое предназначение. Кажется, вам он нужен для того, чтобы заглянуть внутрь сейфа? Так будьте покойны, с таким мастером-подрывником вам это не удастся. Неужели не ясно, что вся сила взрыва уйдет туда, где она не встречает препятствия? То есть в чистое небо, да по сторонам. Небу-то все равно, а вот трухлявый домик может не выдержать второго удара взрывной волны. Вы об этом подумали, господа кретины? Дай вам волю, вы всю деревню в пыль сотрете, а сейфа вам все равно не открыть…»

Ему было смешно наблюдать, как Джерико демонстрирует свою неустрашимость перед лицом грозной и неуправляемой силы динамита. Главарь бандитов скрестил руки и со скучающим видом глядел куда-то в небо, в то время как остальные бандиты опасливо выглядывали из канавы, а «подрывник» все не мог присоединить шнур к капсюлю. Ротмистра даже посетила озорная мысль: он мог бы оказать ценную услугу плешивому, выстрелив в ту связку патронов, что сейчас покоилась на сейфе.