Беру трубку.

– Мистер Громыко, – слышится голос знакомого клерка из «русского стола» Государственного департамента. – С вами хотел бы побеседовать президент Чехословакии Бенеш.

Я дал согласие.

В согласованное время прибыл в Блэйр-Хаус – официальную правительственную резиденцию для высокопоставленных иностранных гостей. Этот построенный в старом американском стиле трехэтажный особняк находится практически рядом с Белым домом. В нем останавливались каждый раз и советские руководящие деятели во время визитов в Вашингтон.

Встретил меня невысокого роста человек, на вид лет шестидесяти, не более. Он заявил:

– Рад продолжить наше знакомство, состоявшееся несколько дней назад на обеде у чехословацкого посла в США. К сожалению, у нас тогда не было условий поговорить основательно.

Мы разместились в просторной гостиной.

Бенеш начал беседу подчеркнуто уважительно. Он понимал, что разговаривает с представителем Советского государства.

– Сейчас, – сказал он, – взоры почти всего человечества устремлены на Советский Союз. Все ожидают, что доблестные советские вооруженные силы избавят народы от фашистского ига.

По просьбе Бенеша я сообщил ему последние новости с фронта.

– От имени правительства Чехословакии и от себя лично, – заявил Бенеш, – хочу засвидетельствовать чувства дружбы к СССР. При этом я выражаю уверенность в том, что эти же чувства разделяет и весь чехословацкий народ. Придет время, и этот народ вздохнет свободно. Самая тесная дружба, проникнутая естественными для наших обоих народов взаимными симпатиями, свяжет прочными узами Чехословакию и СССР.

Далее Бенеш стал рассуждать о политике США и Англии как в период войны, так и после нее.

– Желательно, – подчеркивал он, – чтобы эти две державы мобилизовали все силы для дела победы над фашизмом.

Высказывался Бенеш также по вопросу о давно назревшей необходимости открытия второго фронта, но как-то скороговоркой, и не было ясно, верил ли он в его скорое открытие или нет. Однако его убежденность чувствовалась в том, что Германии не должно быть позволено воспрянуть вновь как агрессивной силе, которая угрожала бы существованию своих соседей, миру и спокойствию в Европе.

Он уверял меня:

– В ходе бесед в Вашингтоне я дал ясно понять американской администрации, что содействие восстановлению в Европе прежнего положения – без влияния Германии, которая должна быть обезоружена, – было бы самым разумным образом действий для США, да и для Англии.

Характерно – и это вытекало из сказанного Бенешем, – что и американское и английское правительства уже тогда выступали с позиции, предусматривавшей возможный раскол Германии, и даже не допускали мысли о едином демократическом германском государстве. Эта линия с особой четкостью проявилась в послевоенной политике западных держав, которая привела не просто к расколу Германии, но и к вовлечению ФРГ в Североатлантический блок.

Когда я слушал рассуждения Бенеша, мне вспоминались довоенные сообщения о «баталиях» в Лиге Наций. Бенеш вместе с представителями Англии, Франции и ряда других капиталистических стран Европы усыплял своими речами бдительность народов, всячески преуменьшая опасность, исходившую от потенциального агрессора.

В кругах Лиги Наций Бенеш слыл ловким и изворотливым.

Его имя, как и имя такого же скользкого политика – грека Политиса, не сходило со страниц газет. В конце тридцатых годов в советской печати разоблачалась деятельность тех, кто проявлял полное непонимание обстановки, трусость перед фашизмом и близорукость в оценке будущего.

Бенеш, как президент Чехословакии, ответствен перед судом истории за то, что на протяжении ряда довоенных лет заигрывал с фашизмом, а в сентябре 1938 года принял условия заключенного в Мюнхене англо-франко-германо-итальянского соглашения о разделе Чехословакии и тем самым толкнул правительство своей страны на путь капитуляции.

И вот один из тех политиков, которые объективно потворствовали развязыванию фашистской агрессии в Европе, сидел передо мной и заверял в своих чувствах дружбы к Советской стране.

Не знаю, обратил ли он внимание на то, что о его прошлом я почти не говорил. Упрекать его едва ли было уместно. Делать же Бенешу комплименты – он их не заслуживал. Так что беседовали мы о вопросах, в связи с которыми персональную сторону обойти было нетрудно.

– Не только от себя, но и от имени советского правительства, – говорил я, – мы поддерживаем мысль о необходимости для США и Англии усилить свой вклад в общую борьбу против агрессора. А это, в свою очередь, требует того, чтобы союзники СССР по антигитлеровской коалиции приняли самое серьезное и непосредственное участие в борьбе с фашизмом своими вооруженными силами. Иначе говоря, они обязаны открыть второй фронт.

Достиг ли Бенеш успеха, предприняв поездку в Вашингтон? В части установления знакомств, связей с администрацией США – да. Что же касается влияния на политику Вашингтона – сомнительно.

Во время беседы я обратил внимание на то, что Бенеш выглядел довольно бодрым. Судя по всему, здоровье у него было совсем неплохое. Признаков перегрузок, усталости – моральной и физической – не было заметно. Подумалось даже: «А где же следы бессонных ночей во время налетов немецкой авиации на Лондон?» О таких ночах американские газеты сообщали довольно часто.

Мне бросилось в глаза, что Бенеш часто проводил по столу рукой, чертил какие-то воображаемые линии, стрелки, которые символизировали, по его мнению, движение армий воюющих сторон или направление политики государств. Казалось, что для его жестов не хватало простора.

Как сам внешний вид этого деятеля, так и его манера держаться очень подходили бы профессору каких-нибудь гуманитарных наук, может, больше всего профессору права. Размеренная речь, подчеркивание основных мест интонацией голоса, паузы смыслового порядка. И все это делалось явно для того, чтобы придать выразительность речи, хотя его аудитория состояла только из одного человека – меня. Бенеш как бы демонстрировал свои ораторские способности.

До конца жизни Бенеш остался буржуазным деятелем, не понявшим подлинные думы и чаяния трудового народа. Поддерживая силы чехословацкой реакции и опираясь на них в первые послевоенные годы, он стремился помешать осуществлявшимся в стране революционным преобразованиям.

В феврале 1948 года течение событий подхватило Бенеша и унесло далеко от народа. Он принял участие в заговоре внутренней реакции, активно поддержанном империализмом. Заговорщики ставили своей целью свергнуть народную власть, реставрировать капитализм и присоединить Чехословакию к империалистическому блоку НАТО.

После провала заговора Бенеш в июне 1948 года ушел в отставку. На том и кончилась политическая деятельность президента. Его линия оказалась несовместимой с новыми условиями в Чехословакии, освобожденной воинами Страны Советов. Неудивительно поэтому, что чехословацкий народ отстранил его и пошел уверенно по пути демократии и социализма под руководством коммунистов.