– Рани велела нам уважительно относиться ко всему, что происходит во время праздника, если это не противоречит воле Брахмы.

Я взглянула на сестру. Она смотрела на меня так, как смотрят на постороннего человека. Не исключено, что сейчас я и впрямь стала для нее чужачкой. От этой мысли на душе стало нехорошо.

– Расскажи, как тебе живется в женах Ишана, – попросила я.

Ануджа покраснела. Я поняла, что она любит мужа.

– Он сейчас в лечебнице для животных. Иногда он приносит домой раненых птиц. Мы вы́ходили трех, а потом отпустили их на свободу.

– Он хороший человек, – заметила я. – Должно быть, сказывается влияние его отца.

Я улыбнулась Шиваджи. Он улыбнулся в ответ, а затем спросил, как живется мне в дургавасе.

– Теперь, когда Джханси под властью британцев, все изменилось.

– Немыслимо! – воскликнул Шиваджи. – Королева Виктория и ее парламент оказались столь же корыстолюбивы, как и компания. Им нужно больше земли, больше ценных товаров и больше караванных путей под их защитой. Вам следует позаботиться о достаточно веских аргументах, которые нужно использовать при встрече с королевой. Что вы собираетесь ей сказать?

– Королева – молодая женщина. Рани тоже. Королева должна понимать, как трудно женщине бороться за власть. Зачем королеве лишать власти другую женщину, если и так немногие из них правят?

Шиваджи не сводил с меня пристального взгляда.

– И все? Вы преодолеете такой путь лишь для того, чтобы сказать британской королеве, что она женщина?

Я покраснела. В его устах это и впрямь звучало до крайности нелепо.

– Нет. Мы собираемся взывать к человечности.

А какие еще мирные средства нам оставались?

Я видела, что мне не удалось переубедить Шиваджи.

– Говорят, что королева – умная женщина, – стараясь сохранять уверенность, сказала я. – Она поймет, что дипломатия – наилучшее решение.

* * *

На следующий день после возвращения в Джханси мы отправились в Англию. Рани и другие дургаваси, окружив нас, желали счастливой дороги. Рани произнесла краткую речь, превознося нашу храбрость, заключавшуюся в том, что мы отважились на это путешествие. Она на все лады расхваливала меня и Джхалкари. Ни одна другая женщина в Индии, насколько нам было известно, еще не предпринимала подобного путешествия. Можете представить наши чувства, когда мы отправились в путь верхом, затем ехали в повозке, потом опять верхом на лошадях, пока не добрались до порта, откуда на корабле должны были поплыть в другую страну.

– Я ничего подобного прежде не видела, – повторяла Джхалкари всякий раз, когда мы оказывались в очередном городе.

Все было внове не только для нас, женщин, но и для всех, кто с нами ехал. В одном городе женщины носили нечто похожее на длинные саваны, правда, черного цвета. Они даже лица прикрывали черной материей. В другом городе женщины ходили одетые во все белое. Здания, пища, даже животные, встречающиеся нам по пути от Джханси до Мадраса[97], были нам совершенно незнакомы. С таким же успехом мы могли бы отправиться путешествовать на чужбину.

Когда мы добрались до Мадраса, Арджун бросил в мою сторону многозначительный взгляд. Мы оба взирали на раскинувшиеся перед нами бескрайние воды. Никто из нас прежде не видел океана. На фоне ярко-голубого неба разноцветные паруса маленьких рыбачьих лодок выглядели воистину восхитительно.

– Жаль, что папа не может этого увидеть, – сказала я Арджуну.

Мы спешились и стояли на берегу, наблюдая за покачивающимися на волнах лодками. Ветер пах солью, а не пылью. Майор Уилкс и прочие британские офицеры, сопровождавшие нас в Англию, полной грудью вдыхали этот воздух и улыбались. Майор был немного старше рани. Я бы сказала, что тогда ему было лет двадцать девять – тридцать. Он ехал в Англию за невестой, с которой собирался вернуться обратно в Индию.

– Дом, – вздохнув, произнес он.

– Значит, такая Англия? – спросил Арджун.

Англичанин чуть заметно улыбнулся.

– Это только запах.

Он помог нам развьючить лошадей. Потом несколько мужчин проводили нас на вздымающуюся громадину парохода. Никто из нас прежде не бывал на судне. Как только мы ступили на деревянный трап, пароход накренился и нам пришлось схватиться за поручни.

– И мы поплывем на этом в Англию? – вскрикнула Джхалкари.

Хотя майор Уилкс, уверена, на маратхи и слова не понимал, он догадался, что сказала Джхалкари, и рассмеялся.

– Нет. На этом пароходе мы отправимся до Суэца. Там мы по суше доберемся до Александрии, где сядем на другой пароход, идущий в Англию. В Лондон вы поедете в карете.

Взойдя на палубу, мы прошли в самый большой салон парохода и замерли там, оглядываясь по сторонам.

От пола до потолка стены были обшиты богатыми панелями, покрытыми вычурной резьбой. Под ногами были роскошные ковры. В одном углу тяжелое зеркало в посеребренной раме отражало свет золоченого канделябра. Вокруг небольших инкрустированных столиков стояли мягкие диванчики, на которых сидели несколько англичан, попыхивая длинными сигарами. Я видела, как дым клубится над их головами и улетучивается через прикрытые жалюзи иллюминаторы. Планки жалюзи были из тикового дерева, а подносы на столах – из чистого серебра. Рани потратила много денег, посылая нас в Англию. Впрочем, она считала это вкладом в свое будущее.

Арджун подошел к одному из иллюминаторов, чтобы лучше рассмотреть, что здесь к чему.

– Извините, – откашлявшись, произнес майор Уилкс. – Эта комната не ваша.

Мы все повернулись в его сторону.

Майор Уилкс посмотрел на других мужчин, которые тем временем с интересом разглядывали нас.

– Эта комната для британцев, – извиняющимся тоном пояснил он и добавил: – Не я устанавливаю правила.

– Но вы их навязываете, – сказала я.

– Я ничего с этим не могу поделать.

Арджун взглянул на меня. Мы объяснили остальным, о чем идет речь. Кое-кто из мужчин выразил свое недовольство.

– Если нам не разрешают быть с британцами, где мы поселимся? – спросила Джхалкари.

Майор Уилкс провел нас через вереницу коридоров на корму корабля. Нам были отведены четыре каюты. Две предназначались для мужчин, одна – для меня и Джхалкари, а в четвертой мы должны были есть и общаться. Более красивых помещений, за исключением Панч-Махала, мы не видели. Капитан позволил нам самим выбрать, кто в какой каюте будет жить. Мы начали распаковываться.

Когда Джхалкари закрыла дверь, я сказала:

– Это кажется нереальным. Вся комната – наша!

– Я чувствую себя рани, – призналась она.