некоей определяющей данности (8.32, 40, 45, 46; 26. 7, 13); это [5] средство спасения (8.32) и [6] исцеления (17.19); это [7] противоположность дьявольской лжи (14.6). Короче, алетейя содержит в себе совокупность взаимосвязанных и близких высших понятий, которые, с одной стороны, являются достаточно определенными, а с другой — слишком сложными для того, чтобы запросто ответить на вопрос Понтия Пилата ти эстин алетейя — «Что есть истина?» (Ин. 14.6). Не задает ли себе точно такой же вопрос и наше европейское мышление при анализе столь многозначного понятия, как мандейское кушта?..

И хотя мандейское кушта выступает в поздней редакции, в куда более широком и многозначном смысле, чем с виду простенькое алетейя в Евангелии от Иоанна, ни в коем случае нельзя отрицать изначальной и весьма ощутимой связи между этими понятиями, которая четко проступает в вышеупомянутой мандейской формуле приветствия, встречающейся также и в Евангелии от Иоанна (8. 32; «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»)…

Иисус характеризуется, а точнее — его характеризуют, как «виноградную лозу», поскольку подобная характеристика высшей сути (существа, сущности) в то время уже была вполне обычным явлением для назарейской гностической системы. И раз уж Иисус назван здесь «истинной виноградной лозой», это значит только одно: все другие виноградные лозы, известные в те времена, объявляются ложными.

Пункты [2], [3], [4], [5] и [6] не имеют никакого отношения к значению слова правда. Это — непосредственные указатели на результат воздействия мистерии. То есть Иисус придает греческому слову алетʰейя совершенно новое значение, соответствующее мандейскому слову кушта, но глубинные истоки понимания этого слова следует искать в египетском представлении о маат.

А теперь зададим читателю такой вопрос: что делать тому человеку, в языке которого отсутствует слово «истина», а есть только «правда»? Как он может понять все наши рассуждения об «истине», включая выписки из работы Р.Мацуха? Ведь эти слова имеют принципиальное гносеологическое различие: «правда», «справедливость» — это из головы; а «истина» и «совесть» — из сердца. Причем, сердца не теоретического, а самого что ни на есть практического. Такого, которое, в идеале, образуется у человека после мистерии «расширения сердца». Мы уже говорили, что это фактически означает узнавание своего атмана («дыхание», «дух», «я», «самость»), если изъясняться категориями индийской духовности. А атман, как утверждает тот же текст Упанишад, — это «свет в сердце» (Упанишады, с.[122]):

«Когда солнце зашло, Яджнявалкья, зашла луна, погас огонь и замолкла речь, какой свет [имеет] человек?» — «Атман служит ему светом — при свете Атмана он сидит, ходит взад и вперед, совершает деяние, возвращается назад».

«Кто этот Атман?» — «Пуруша, состоящий из познания, находящийся среди чувств, свет внутри сердца».

А теперь — немного о слове совесть. Нет сомнения в том, что это слово просто обязано присутствовать в лексиконе Древнего Египта. В этом языке существует два разных слова «сердце» и несколько слов, означающих «сознание», «ум». Европейские ученые до настоящего времени не смогли выделить слово «совесть» в древнеегипетском языке, потому что для этого необходимо иметь развитый духовный мир у самого исследователя этой проблемы. В то далекое время остальное человечество такого слова не знало, потому что отставало от Египта в своем духовном развитии. Как отставало? Не имело опыта «расширения сердца». Умер Египет — умерло и это слово. Но его снова возродил Иешуа Хрестос, повторно обогатив человечество знанием этого понятия. Хотя сделал он это совсем по-другому, чем с понятием «истина».

Возможно, кто-то из читателей уже успел обратить внимание на тот удивительный факт, что в канонических Евангелиях слово совесть не встречается вообще. Точнее, в Евангелии от Иоанна есть эпизод о «женщине, взятой в прелюбодеянии» (Ин. 8:9). Иисус сидел в Храме, и к нему привели эту женщину и сказали: «Нам, по закону Моисея, следует побить ее камнями, а ты что скажешь?». На это Иисус ответил: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень». И все, помолчав, стали уходить один за другим, «обличаемые совестью». Это эпизод вставной, поздний, первоначально его ни в одном из Евангелий не было (сначала он, как поздняя вставка, появился у Луки, а затем был перенесен в Евангелие от Иоанна). Более того, этот эпизод, в какой-то степени, несколько затушевывает подлинный евангельский ориентир в сторону идеала «не прелюбы сотвори». И, кроме того, по Закону следовало бы привести на «суд» и мужчину, и женщину одновременно, а не одну женщину. И уже обоих «побить камнями». Но дело даже не в этом.

Вся проповедь Иисуса о Царстве, его моральные заповеди, свидетельствуют о человеческой совести, даже не называя это слово. Иисус рассчитывал найти среди иудеев именно таких, у кого уже «расширилось сердце» (вспомним его беседу с Никодимом), и именно для таких была предназначена его «Благая весть». Он постоянно говорит о человеческом сердце. Слово кардиа встречается в его речах несчетное число раз. И когда евангелист или сам Иисус сетует на то, что сердце людей «огрубело» (Мф. 13:15), или что оно «окаменело» (Мк. 6:52; 8:17; Ин. 12:40), это означает только одно: «окаменелое» сердце не в состоянии «расшириться», потому что оно — камень, оно мертвое, а не живое. Известные «страшные» слова Христа: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов» (Мф. 8:22) — это про людей с «окаменелыми» сердцами. Если сердце человека не «расширилось», значит, такому проповедовать о Царстве Небесном — это как «горох об стену». Только «расширившееся сердце» может принять в себя Дух Святой.

И все-таки интересно посмотреть, как слово совесть передано в этом единственном, хотя и вставном, эпизоде. Это — греческое сюнэйдесис. Причем, в словарях указано, что значение «совесть» действительно только в случае текста Нового Завета. В этом значении оно часто встречается в апостольских Посланиях, где именно так и переводится. Но обычное, общеизвестное словарное значение слова сюнэйдесис — это «сознавание», «сознание», в том числе своей вины. Какого-то другого слова «совесть» в древнегреческом языке не существует, и никогда не существовало.

Получилось так, что понятие «истина» — новое значение слова алетʰейя — полностью отделилось от своего мирского собрата в виде «правды». А со словом «совесть» в греческом языке такого не произошло: это слово стало полным аналогом слова «сознание». И тот человек, который не научен тому, что такое совесть, читая тот или иной греческий текст, будет воспринимать это слово как сознание, осознавание. То есть как что-то такое, что не имеет никакого отношения к подлинному представлению о «совести». Ведь и «совесть», и «осознавание» — это, в конечном счете, действительно какое-то, пусть и принципиально