6 октября 1936 года генеральный консул отправил подробный доклад Розенбергу, советскому послу в Испании: «Наше отношение к анархизму в Каталонии ошибочно… Правительство действительно хочет организовать оборону и много делает в этом направлении, например создает генеральный штаб во главе с умным специалистом вместо прежнего комитета антифашистской милиции». Но его слова были проигнорированы: пропаганда Коминтерна представляла Каталонию и Арагон «царством испанской махновщины». Поскольку Красная армия разгромила анархистов Махно на Украине, Антонову-Овсеенко следовало бы распознать тревожные признаки[397].

Затем он сконцентрировался на международных отношениях, поддержал контакты Женералитата с марокканцами и пообещал им независимость колонии в надежде спровоцировать восстание там, где Франко вербовал себе пополнение. «Две недели назад, – докладывал он в Москву, – делегация национального комитета в Марокко, достойная доверия благодаря ее давнему влиянию на племена Испанского Марокко, приступила к переговорам с комитетом антифашистской милиции. Марокканцы поднимут восстание, как только республиканское правительство гарантирует Марокко независимость в случае своего успеха, при условии, что марокканцы незамедлительно получат финансовую помощь. Каталонский комитет склонен подписать такое соглашение и отправил десять дней назад специальную делегацию в Мадрид. Кабальеро не выразил своего мнения, а предложил, чтобы марокканская делегация провела прямые переговоры (с центральным правительством)»[398].

Центральное правительство и Испанская компартия и впрямь рассматривали такую возможность, но Москва раздраженно отвергла их предложение. Последнее, чего хотел Сталин, – это разозлить Францию, чья собственная колония в Марокко могла бы последовать примеру и взбунтоваться, как и навести британцев на подозрение, что коммунисты разжигают мировую революцию.

Скорее всего, Антонов-Овсеенко погубил себя критикой Сташевского и Негрина: апогея она достигла позже, в феврале, когда Антонов-Овсеенко «показал себя очень ярым защитником Каталонии». По словам Негрина, он стал «бóльшим каталонцем, чем сами каталонцы». Антонов-Овсеенко возражал, что он «революционер, а не бюрократ». Негрин в ответ заявил о своем намерении подать в отставку, считая утверждения консула выражением политического недоверия. «Я готов сражаться с басками и каталонцами, но не хочу сражаться с СССР», – сознался он. Сташевский передал все это в Москву (возникает даже подозрение, не специально ли они с Негрином провоцировали Антонова-Овсеенко), после чего дни генерального консула были сочтены[399].

Встревоженный донесениями из Испании с осуждением намерения Ларго Кабальеро свести к минимуму влияние коммунистов в армии, Кремль стал искать «сильного и верного» политика, способного управлять событиями изнутри, внушить уважение буржуазным демократиям, особенно Британии и Франции, и положить конец «безобразиям, учиняемым некоторыми провинциями». Сташевский уже называл идеальным кандидатом Негрина. В конце 1936 года он докладывал в Москву: «Министр финансов – человек здравомыслящий, вполне близкий нам»[400]. Совету Сташевского последовали, что не помешало ему разделить участь Антонова-Овсеенко. В июне 1937 года его, Берзина и Антонова-Овсеенко отозвали в Москву и казнили[401]. Роковая ошибка Сташевского заключалась в том, что в апреле 1937 года он пожаловался на разгул НКВД в Испании – поразительная оплошность при его политической искушенности.

Во время гражданской войны в Испании Коминтерн больше всего прославился созданием Интернациональных бригад. Происхождение самой идеи остается неизвестным, но появилась она одновременно с первыми призывами об оказании Испанской республике интернациональной помощи. Понятно, что такая солидарность неминуемо должна была быть подкреплена военной силой[402].

3 августа Коминтерн принял первую резолюцию общего характера, явно ожидая четкого сигнала из Кремля, пока что хранившего выразительное молчание. Только 18 сентября, когда Сталин наконец принял решение, секретариат продиктовал новую резолюцию о «кампании поддержки борьбе испанского народа», пункт 7 которой гласил: «Перейти к вербовке добровольцев с военным опытом из трудящихся всех стран с целью их отправки в Испанию»[403].

Затем в Париже прошло совещание, на котором Эжен Фрид[404] («Клемент») представил привезенные им из Москвы инструкции. Морису Торезу и другим руководителям Французской коммунистической партии надлежало организовать вербовку и подготовку добровольцев с целью борьбы с фашизмом в Испании. К кампании должны были подключиться коммунистические партии и организации, такие как «Международная помощь борцам революции», «Друзья Советского Союза», «Рот Фронт», «Всеобщая конфедерация труда», «Мир и свобода» и всевозможные местные комитеты помощи Испанской республике, создававшиеся офицером советской разведки Вальтером Кривицким, работавшим в Гааге[405].

В Испании уже находилось несколько сотен иностранных добровольцев – большинство прибыло в Барселону на Народную Олимпиаду перед самым мятежом. Многие из них вызвались составить ядро Интернациональных бригад – центурию «Тельман» при каталонской ОСПК. Командиром этой ячейки был Ганс Беймлер, член ЦК Германской коммунистической партии, депутат рейхстага. После прихода к власти Гитлера Беймлера оправили в лагерь Дахау, но он сумел сбежать и 5 августа 1936 года добрался до Барселоны. На протяжении гражданской войны в рядах Интербригад служило 32–35 тысяч человек из 53 стран[406]. Еще 5 тысяч иностранцев, действовавших за пределами страны, принадлежали в основном к НКТ и ПОУМ.