– А он что? – спросила Лада.

– А ничего… Дима ждал, когда кто-нибудь оценит его, сам придет, кинется в ноги со словами: «Я всю жизнь только тебя и ждал!» Но никто не приходил. Мне было все равно, я поддерживала любимого человека во всем, лишь бы ему было хорошо. Контракт с ним так никто и не заключил, а мой подходил к концу. Я, конечно, смогла заработать и отложить некоторую сумму, на нее мы и решили с Димой вернуться домой. Но когда мы летели назад в самолете, со мной случился первый приступ. Психическая атака. Мне стало страшно, потемнело в глазах, меня затрясло от нервной дрожи… я потеряла сознание. Из самолета меня сразу поместили в машину «Скорой помощи» и отвезли в психоневрологическую клинику. Диагноз прозвучал неутешительно – полное нервное истощение, но это так… в переводе на простой язык.

– Господи… – выдохнула Лала.

– Пролежала я в больнице почти месяц, подлечили мне нервы, но не голову, – усмехнулась Богдана. – Познакомилась я там с одной пожилой женщиной, которая угодила туда после потери мужа, с которым прожила душа в душу сорок пять лет. Звали ее Светлана Николаевна. Работала она учительницей в интернате для слабослышащих детей. Пришла туда на работу еще молодой девушкой из-за своего сына, который родился глухим. Она не захотела отпускать его в интернат одного и решила быть вместе со своим сыночком и с другими детишками, попавшими в непростую жизненную ситуацию. Она заметила меня, когда я сидела на скамейке в парке больницы и делала наброски карандашом в блокноте, чтобы нервы в порядок привести. Ей очень понравились мои рисунки, а еще мои глаза, как она сказала, «чистого и светлого человека». Она попросила меня написать несколько ярких картин для интерната. Светлана Николаевна говорила, что у них есть чрезвычайно талантливые детишки, остро чувствующие прекрасное, многие неплохо рисуют. А вот интерьер в интернате серый и невыразительный. «Ваши работы внесли бы радость и позитив!» – сказала она мне. И я, естественно, пообещала написать жизнерадостные пейзажи, сочные натюрморты… Эта работа помогла мне прийти в себя. Ну, а потом… Пока я лежала в больнице, мой любимый Дима промотал все деньги, что я заработала за границей нелегким трудом, который привел меня к нервному истощению. Я, конечно, была в ужасе, но он капризничал как ребенок. Утверждал, что ничего страшного, что он просто не в ту организацию вложился, ну и что? Из-за денег, мол, нечего ссориться, наверное, я не люблю его, раз не переживаю. Ведь он тоже переживает, что профукал деньги. Я же хотела обзавестись жильем в Москве. И вот весь мой труд пошел коту под хвост. Дима же меня успокаивал, что мы живем у него и другого жилья нам пока не нужно. У Димы была шикарная трехкомнатная квартира в престижном, старом районе Москвы, доставшаяся ему от бабушки. Он был коренной москвич. Из больницы я вернулась к нему, и мне пришлось опять много работать. Я забыла про свое обещание – украсить своими работами интерьер интерната для детей-инвалидов. – Богдана несколько нервным движением развернула конфету и отправила в рот. – Ты не поверишь, Лада, чем я занималась, – нервно рассмеялась она. – Портретами на кладбищенских памятниках. Для братков, например. Они тогда гибли тучами, так что бизнес был прибыльный. Я клепала и клепала портреты с фотографий. Некоторые фотографии были мои, авторские, и я набивала портрет на надгробный камень. Вообще, страшное время было. Дима все так же бил баклуши, все искал себя, а я все так же его упорно любила. Мы прожили вместе еще два года до страшного случая, который произошел со мной. Я разбилась на своей машине, не справилась с управлением. Слава богу, что никто не пострадал. Две недели меня держали в искусственной коме, а затем выписали домой для реабилитации. Я повредила позвоночник, и меня парализовало. Прогноз врачей был очень неблагоприятный, то есть мне говорилось, что я могу встать на ноги, но могу никогда уже этого не сделать. А если и встану, то период реабилитации будет очень долгим и затратным. Все это же врачи повторили и Диме как навещавшему меня «жениху».

– Ужас! – выдохнула Лада, не веря собственным ушам.

– Дима отвез меня домой, положил на кровать и… выдержал пару дней, – замолчала Богдана.

– Что значит «выдержал»? – спросила Лада.

– В прямом смысле. Через пару дней он собрал мои вещи, вынес меня аккуратно на улицу и положил на скамейку перед домом. А рядом поставил мои чемоданы.

Возникла продолжительная пауза.

– Как это? – спросила Лада, боясь, что неправильно поняла услышанное.

– Так… Он сказала «прости» и ушел… А был месяц… поздний октябрь, я лежала на скамейке и мерзла. Не могла пошевелиться, это факт, и сердце мое, если ты меня понимаешь, истекало кровью. Жалко, что оно само остановиться не могло, это единственное, о чем я думала. Это страшно, прошло столько лет уже, а я… Мне до сих пор плохо, – протянула руки Богдана, всматриваясь, как они дрожат. – Ничего не могу с собой поделать, – ответила она на немой вопрос Лады.

– И как же вы? – прошептала потрясенная девушка.

– А никак. Телефон, слава богу, у меня был. Позвонила некоторым знакомым, и приехала за мной семья как раз самых бедных художников. Алла и Егор, по гроб жизни буду им благодарна. Обычные, простые люди. Егор взял меня на руки, отнес в свои «Жигули», и мы отправились к нему домой. У них была малогабаритная двухкомнатная квартира и еще двое мальчишек. Они меня устроили в детской, а детей забрали к себе… Лада, год я пролежала у них бревном, в совершенно чужой семье. Я до сих пор не понимаю, что двигает людьми на такие поступки, которые несут им одни неудобства. Я сама была готова провалиться сквозь землю, что приношу им столько неудобства но изменить тогда ничего не могла. Алла и Егор не высказали мне ни слова упрека. Мальчишки у них такие солнечные… Алла продавала свои работы, чтобы оплатить мне консультации врачей и какое-то лечение. Остальное шло на еду. Жили скромно, но очень дружно и счастливо. Именно тогда я поняла, что деньги это очень хорошо, но они не имеют никакого отношения к таким понятиям, как счастье, любовь и дружба. Самые важные человеческие чувства как раз не имели никакого материальной составляющей. Я страдала, что они взвалили на себя такую обузу, ведь я была для них совершено бесполезна, у меня не было будущего. Я страдала, что меня выкинул на улицу мой любимый человек, словно я была ненужная рухлядь. Я потихоньку плакала. Видя, как старается Алла, мне становилось стыдно, но с собой я ничего не могла сделать. Несколько раз я пыталась доползти до окна и… И там меня ждало большое разочарование: второй этаж явно был способен покалечить меня еще больше, но никак не убить. Баловаться газом я не могла, во избежание вреда другим моим дорогим домочадцам.

А один раз со мной очень серьезно поговорила Алла. Я никогда не видела ее такой жесткой и серьезной. Он мне сразу же сказала, что знает, что я задумала, но этому не бывать в ее доме. Что я не должна быть размазней и должна бороться, и что пройдет некоторое время и мне станет легче. И ты знаешь, я ей поверила. Мне стало легче, это не бывает так вот быстро, но я просто поверила, что легче будет. Это конечно, важно, чтобы рядом с отчаявшимся человеком оказался хоть кто-то рядом. Я взяла себя в руки, не захотела сидеть на шее у этой семьи. Изначально целью было хотя бы обеспечить себя. Что я могла делать? Я к тому времени могла сидеть, то есть сидячая работа мне бы подошла. И вот тогда я задумалась о стеклянных изделиях и сделала первые работы. Я начала со стеклянных ангелов-колокольчиков. Столько было радости, когда продала первый, совсем дешево. А дальше пошло-поехало. Стекло полюбило меня. Я стала делать работы все сложнее и сложнее, лучше и лучше. Появились постоянные покупатели и новые идеи. Я смогла не только себя обеспечивать, а еще и семье Аллы помогать. Сама не забывала заниматься. Четко поставила цель – встать на ноги. И через полтора года я встала, причем без костылей, сразу так… сначала походка была шаткой, потом выровнялась. Не буду вдаваться в подробности, но это был долгий путь длиной лет в восемь. Началась совсем другая жизнь. Я словно родилась заново. Знаешь, когда случаются такие события в жизни, тогда ты все переосмысливаешь. Ты понимаешь, что на самом деле важно, а что нет. Я очень благодарна жизни, что смогла вовремя это увидеть и что-то изменить. Самое главное, что я нашла себя в профессиональном плане. Я себя возрождала! В свои работы, в свое творчество я вкладываю душу, талант и получаю удовольствие! И взамен я тоже получала только удовольствие. Сколько вкладываешь радости и удовольствия, столько же тебе и возвращается, даже сторицей. Конечно, я раздала и накопившиеся долги. Я создала потрясающий цикл работ о природе Карелии, побывав там. Эти картины попали на престижную московскую выставку, некоторые хотели приобрести в личные коллекции. Но все мои картины отправились в детский дом слабослышащих детей вместе с энной суммой. Теперь они мои подопечные. И еще – где бы я ни была, я всегда помогала семье Аллы и Егора. Сейчас старший мальчик учится во Франции в школе искусств. Он очень талантливый паренек, и я ему помогу!