Клер едва не рассмеялась вслух. Многие историки до нее пытались установить связь между Алессандрой Россетти и послом Испании, но безуспешно. Если бы все было так просто, они бы давно уже это сделали. Клер откинулась на спинку стула и потерла виски. И вдруг в дальнем конце зала послышались шаги. Кто-то остановился у, стойки дежурного библиотекаря, и Клер услышала знакомый голос.

Эндрю Кент говорил по-итальянски бегло, но с сильным характерным акцентом. Голос у него был низкий, красивый. Глядя на него, Клер никогда бы не подумала, что голос у этого мужчины может быть таким приятным, бархатным. Но даже через комнату, даже несмотря на то, что говорить он старался тихо, она чувствовала, что звуки его голоса отдаются у нее где-то в области солнечного сплетения, в том месте, где обычно ощущаешь резонансные вибрации большого барабана.

Клер покосилась на стойку и увидела, что Эндрю Кент забирает свои книги. Затем он подошел к свободному столу в центре зала. Уселся, достал из кармана рубашки очки, открыл дневник Алессандры и безотлагательно приступил к чтению. Словарей у него на столе видно не было, видимо, он мог обходиться без них.

Клер поняла: выманить у него этот дневник будет очень трудно, несмотря на все заверения Франчески в эффективности женского обаяния. Вообще-то, судя по всему, он принадлежал к числу мужчин, для которых это самое обаяние – пустой звук. Нет, конечно, ему определенно нравится Габриэлла, но какой мужчина сможет устоять перед ее чарами? Она красива, умна, успешна и прошлым вечером льстила ему непрестанно. Все мужчины падки на лесть, тем более когда исходит она от такой красотки и знаменитости, как Габриэлла. Скушают все за милую душу, подумала Клер, и им будет невдомек, как эгоистична, самонадеянна и пуста эта женщина. И вообще, мужчины многое прощают женщине, если она красива. Вопрос в другом. Что интересного нашла сама Габриэлла в Эндрю Кенте?

Со своего места Клер могла наблюдать за профессором, оставаясь незамеченной, тем более что он был настолько погружен в работу, что не замечал никого и ничего вокруг. Какой-то он все же неприбранный, волосы не причесаны, очки сидят на носу криво, одна из дужек сломана и наскоро приторочена с помощью липкой ленты. И снова на нем все та же синяя рубашка и коричневые брюки – мерзкая комбинация. Клер нарочно старалась сфокусироваться на наименее привлекательных его чертах, но и без того было ясно, что Эндрю Кент не принадлежит к числу мужчин, о которых можно мечтать. Так почему тогда Габриэлла так носится с ним? Ведет себя так, точно подцепила на крючок самую большую в реке рыбу?…

Может, он богат до неприличия? Может, он титулованный аристократ и на родине зовется сэр Эндрю или лорд Эндрю какой-то там, и у него имеется огромное загородное поместье и целая деревня слуг? В этом случае интерес Габриэллы, конечно, оправдан.

Клер взглянула на лежавший перед ней дневник Алессандры, на страницы четырехсотлетней давности, заполненные витиеватым почерком. На перевод этого дневника ей не хватит времени, проведенного в Венеции. Задача, стоящая перед ней, внезапно показалась совершенно непосильной. Она уже не могла сосредоточиться на работе, особенно после появления Эндрю Кента. Возможно, самое время выйти отсюда и заняться чем-нибудь из того, о чем она мечтала с утра. Клер остановила свой выбор на кафе, потом можно будет покататься на лодке по Большому каналу. Самый лучший способ хотя бы на время забыть о противнике. Да и потом, она же решила избегать его, разве не так? И все же надо постараться как-то выманить у него этот дневник. Интересно, что бы на ее месте сделала Франческа?

“Уж наверняка поступила бы совсем не так, как я”, – думала она, кружным путем подходя к стойке, чтобы сдать книги помощнику библиотекаря. А затем незаметно выскользнула из здания, и Эндрю Кент ни за что бы не подумал, что она находилась с ним в одном зале.

Ох уж эти женские уловки и хитрости! Святый боже!…

Финальные аккорды из первого акта оперы “Травиата” наполнили зал, и Клер решила, что слушать Верди в “Ла Фениче” – все равно что побывать на небесах. Так, во всяком случае, они выглядели в ее представлении.

Они с Гвен занимали отдельную ложу в четвертом ярусе, и вид на сцену и весь зал оттуда был совершенно потрясающий. Ряды резных кресел с позолоченными спинками, небесно-голубой купол потолка, хрустальные канделябры и люстры, искрящиеся и переливающиеся всеми цветами радуги, – все это походило на изукрашенные драгоценными камнями творения Фаберже.

Клер неприятно удивило и показалось излишним другое – публика. Многие женщины явились на представление в шуршащих шелковых платьях, мужчины – в напудренных париках. Очевидно, то была дань традиции, попытка подчеркнуть республиканские ценности и символизировать просвещение. Построенный в 1792 году театр из 175 лож, первоначально носивший название “Ла Фантин”, даже по архитектуре своей как бы символизировал равноправие. Продолжалось все это до 1807 года, когда его вдруг посетил сам император Наполеон, в результате чего вскоре шесть лож разрушили и соорудили на их месте одну большую императорскую ложу в самом центре, “лицом” к сцене, во втором ярусе. “Ла Фантин” дважды восставал из пепла, впервые – в 1836 году, когда в результате реконструкции приобрел современный вид. Настоящий феникс, не иначе! В 1996 году “Ла Фениче” снова пострадал от пожара, реставрация затянулась на несколько лет, и блестящие ее результаты были налицо.

Во время антракта Клер предпочла бы остаться на месте, но как только в зале зажегся свет, Гвен стала жаловаться на жуткую жажду, утолить которую можно было, лишь выйдя в фойе, к буфету, где содовую продавали по цене, в десятки раз превышающей обычную. Они вышли из ложи и присоединились к остальной неспешно прогуливающейся публике. Затем подошли к буфету и встали в очередь, и тут в противоположном конце помещения Клер заметила Эндрю Кента. Он стоял рядом с Габриэллой Гризери и еще несколькими людьми, которых Клер видела на конференции. К ее удивлению и неудовольствию, Эндрю Кент тоже заметил ее, шепнул что-то на ухо Габриэлле и стал проталкиваться сквозь толпу к Гвен и Клер.

– А вечер начинался так хорошо… – пробормотала Клер. – Пошли, возвращаемся в ложу.

– Но зачем? – пыталась возразить Гвен, когда Клер вытолкнула ее из очереди. – Что вы делаете?

– Избегаю Эндрю Кента.

– Почему?

– Хочу доставить себе хоть одно удовольствие в этой жизни.

– Не понимаю, к чему вам прятаться. Все гуляют в фойе во время антракта.

– Нигде не сказано, что мы должны гулять в фойе во время антракта.

– Но я хочу содовой! Просто ужас, до чего хочется пить!

– Минуту назад мы проходили мимо маленького фонтанчика в холле. – И они поспешили к двери, обитой красным бархатом. И лицом к лицу столкнулись с Ходди Хампширс-Тоддом.

– Привет, – радостно осклабился он в улыбке. – Что так скоро возвращаетесь в зал?

– Прячемся от одного англичанина, – мрачно ответила Гвен.

– Надеюсь, не меня имеете в виду?