Шрифт:
Интервал:
Закладка:
‹‹Дженнифер – Бет›› Ты и не смогла.
‹‹Бет – Дженнифер›› Только подумать, любовь такая сильная, что брак его просто раздавит.
‹‹Дженнифер – Бет›› Отговорка.
‹‹Бет – Дженнифер›› Да, согласна. Когда я об этом думаю, а думаю я об этом постоянно, то не могу решить:
а) может ли он повзрослеть и вступить с кем-нибудь в настоящие отношения. Он меня не сильно любит. Или…
б) он вообще этого не может и просто ничтожество.
‹‹Дженнифер – Бет›› Наверное, и то и другое.
‹‹Бет – Дженнифер›› Но скорее – второе.
Как думаешь, зря я прожила последние девять лет?
‹‹Дженнифер – Бет›› Не девять, а последние года два-три. Когда ты засекла его в Студенческом союзе, то не предполагала же, что сердце у него такое маленькое.
‹‹Бет – Дженнифер›› Наверное, ты надо мной подсмеиваешься. Думаешь, что Крис был эмоционально незрелый с самого первого дня – и именно это мне почему-то и было нужно.
‹‹Дженнифер – Бет›› А ты права. Именно так я и думаю.
‹‹Бет – Дженнифер›› По-твоему, я сама себе все эти трудности создала?
‹‹Дженнифер – Бет›› Может быть, не знаю. Наверное, не так уж важно, что я думаю и что замечала, а что – нет. Тебе самой нужно было это разглядеть. Увидеть все насквозь.
‹‹Бет – Дженнифер›› Спасибо за честность.
‹‹Дженнифер – Бет›› Если я задам непростой вопрос, ответишь мне честно?
‹‹Бет – Дженнифер›› Да.
‹‹Дженнифер – Бет›› Как по-твоему, я отвечаю за свой выкидыш?
‹‹Бет – Дженнифер›› Нет. Девяносто три процента – нет. Не стоит винить себя, это не помогает.
‹‹Дженнифер – Бет›› Не уверена, что с 93 процентами я смогу жить.
‹‹Бет – Дженнифер›› Живешь ведь.
‹‹Дженнифер – Бет›› Я хочу опять забеременеть. Это ужасно, неправильно?
‹‹Бет – Дженнифер›› Сначала ответь на вопрос: зачем?
‹‹Дженнифер – Бет›› Ответ на «зачем?» такой: затем, что я правда очень хочу иметь ребенка. Но не хочу, чтобы причина этого желания болталась где-то в моем подсознательном. Мне кажется, я потеряла что-то очень важное. И знаю, что я не заслуживаю. В смысле – ребенка не заслуживаю.
‹‹Бет – Дженнифер›› Так ребенка никто не заслуживает.
‹‹Дженнифер – Бет›› По-моему, надо было бы нам поговорить за бутылочкой «Синей монахини».
‹‹Бет – Дженнифер›› Ну надо же! И я так думаю.
‹‹Дженнифер – Бет›› Тебя трудно любить. Обхохочешься.
Обхохочешься…
Узнал, что Бет одна, но это ничего не меняло. Уже несколько недель, как она одинока. Практически – несколько месяцев.
Ну и что это меняло? Ничего, правда? Точно ничего.
– Ты меня слушаешь? – обратилась к нему Дорис.
Они играли в карты и жевали сэндвичи с мясом, сыром и салатом, купленные в автомате: Дорис никогда и ничего бесплатно не брала. Линкольн опять ночевал в своей съемной квартире и прямо оттуда пришел на работу.
– Я все пытаюсь сказать о десятке, – заметила Дорис.
Не в Крисе была проблема. По крайней мере, не самая большая проблема. И вообще, это больше не имело значения.
– Не так уж это сложно, – продолжала Дорис.
Ничего не изменилось. Ничего…
– Слушай-ка, – не отставала Дорис, – мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Сегодня твоя мама звонила.
– Зачем?
– Хотела рассказать, как делает ту курицу с морковью, помнишь? Там еще сельдерей был. И рис. Так вот, начала она с этого, а закончила тем, что волнуется за тебя. Сказала, что ты перестал появляться по вечерам дома. А ты ведь не говорил мне, что квартира – это секрет. Не говорил, что не хотел маму посвящать в то, что ты от нее уезжаешь.
– Да не уезжаю я. Я даже ничего не перевез.
– Глупый разговор! Это из-за той девушки?
– Какой еще девушки?
– Мама рассказала мне, чтó она с тобой сделала. Та, артистка.
– А, Сэм? Ничего она со мной не сделала, – возразил Линкольн.
– Разве она не бросила тебя к чертям ради того пуэрториканца?
– Нет, – ответил Линкольн, – вернее, не совсем…
– И теперь названивает тебе домой.
– Сэм названивает?
– Правильно твоя мама делает, что ни слова тебе не говорит, – заметила Дорис. – Сам подумай – у тебя от нее секреты какие-то появились. Ты, может, с этой девицей на квартире встречаешься?
– Нет.
– Тогда хоть понятно было бы, почему ты такой тормоз в последнее время. И почему не замечаешь ни одной юбки.
– Нет! – чуть не крикнул Линкольн и прижал ладонь к затылку, чтобы не вышло совсем уж по-детски. – Вы маме не сказали о квартире?
– Стара я, мой дорогой, чтобы врать мамам, – ответила Дорис.
Линкольн пришел домой к ночи, и говорить с матерью было уже слишком поздно.
Когда наутро он спустился вниз, мать была уже на кухне – резала картошку. На плите пыхтела кастрюля. Линкольн склонился над столом рядом с ней.
– Ах, – произнесла мать, – я и не знала, что ты здесь.
– А я здесь.
– Есть хочешь? Сейчас позавтракать приготовлю. Но ты, наверное, в спортзал торопишься.
– Нет, – ответил Линкольн, – не хочу. И не тороплюсь. Я все надеялся, что мы поговорим.
– Я суп с картошкой собралась варить, – сказала она, – но немножко бекона могу тебе оставить. Хочешь, яичницу с беконом сделаю?
И мать, не теряя времени, разбила в миску яйца, добавила молока, принялась взбивать.
– У меня и булочки к чаю есть. Хорошие… – Она не смотрела на него.
– Я правда не очень проголодался, – ответил Линкольн. Он положил ладонь на ее руку, и она чиркнула вилкой о сковороду.
– Мамочка… – начал он.
– Как странно… – отозвалась та. По ее голосу он не понял, то ли она расстроилась, то ли рассердилась. – Я еще помню, когда нужна была тебе каждую минуту. Ты совсем маленький был, котенок просто, и чуть я тебя на секунду оставлю – ты сразу в рев. До сих пор удивляюсь, как я ухитрялась в ду́ше помыться или обед приготовить. А может, я этого и не делала – боялась, как бы ты о плиту не обжегся.
Линкольн пристально смотрел на яичницу. Он терпеть не мог, когда мать в таком настроении. Все равно что случайно застать ее в ночной сорочке.