Слова Самуэля глухими ударами раздавались в темноте туннеля, и от каждого вопроса и ответа Джон испытывал боль, как от новой раны.

Нет, нельзя покончить с собой.

Нет, нельзя доверять ребенка священнику, даже если в противном случае он обречен на смерть.

Нет, нельзя есть человеческое мясо.

И нет, ты не должен удалять этот номер. Ты должен носить его с гордостью.

― Я не знаю религии, более подходящей для жизни в мире, где мы оказались теперь, — заключил Самуэль. — А ты?

Джон надолго задумался. Потом он ответил:

― Я ищу ее.

Преодоление последнего заграждения отняло около четверти часа. Джон Дэниэлс по-настоящему восхищался людьми, сумевшими спроектировать и соорудить укрепления, способные помешать Созданиям ночи проникнуть на станцию, но в то же время позволявшие разведчикам входить и выходить из нее.

― Там впереди заброшенная станция Кордузио, — сообщил Джон и показал рукой вперед.

Естественно, он указывал в темноту. Но Самуэль все равно прекрасно представлял себе станцию — такую же, как те, что они уже успели пройти. Миланский метрополитен, конечно, был не таким величественным, как московский, и не таким сложным, как лондонский или нью-йоркский. Это был молодой метрополитен, спроектированный скорее с учетом стоимости строительства, чем красоты. Все станции походили одна на другую и отличались только плиткой на стенах и названиями.

Однако, дойдя до Кордузио, путники обнаружили, что она вовсе не похожа на остальные станции.

― Что это? — спросил Самуэль тихо.

В дрожащем свете создавалось впечатление, что стены сделаны из пластика. Черный материал, блестящий, как лак или панцирь скарабея, покрывал их полностью, сверкая в лучах фонариков.

― Невеселое местечко, — заметил Самуэль, стуча зубами.

Джон провел пальцем по поверхности стены.

― Она ледяная.

С каждым шагом становилось все холоднее и холоднее. Изо рта шел пар.

― Ты еще можешь вернуться назад.

Раввин отрицательно помотал головой.

― Тогда пойдем быстрее.

Отражение Джона на гладкой блестящей поверхности стены страшно исказилось, Как в темном зеркале. Он выключил фонарик. Иногда ему было жаль утраченного дара потустороннего зрения. С ним он мог бы увидеть в инфракрасном излучении любого врага, особенно при таком морозе. Уже не в первый раз он задумался о том, не таким ли зрением обладали Создания ночи.

Весьма вероятно.

Вспомнился Монах и странные отношения, которые их связывали. И еще более странный мир, в котором они встретились.

― Как ты познакомился с этим странным существом? — спросил ровно в этот момент Самуэль.

Джон надолго задумался.

Ответить на вопрос было нелегко.

Но, быть может, как раз пришло время сделать это.

― Это случилось недалеко от Равенны. Я двигался очень осторожно, совершая переходы только по ночам. Хотел избежать встречи с часовыми Церкви. Равенна — ее северный аванпост. Я шел по бывшей автостраде Ромеа в поисках убежища, в котором мог бы провести дневные часы, когда вдруг услышал за спиной звон колокольчика. В тот момент звук показался невероятным. Я подумал, что это галлюцинация, вероятно вызванная усталостью, но обернулся. Из-за валившего снега видимость была ограничена несколькими метрами. С восхода прошло совсем немного времени, и свет был слабым. Звон колокольчика приближался, и постепенно в гуще метели начала вырисовываться какая-то фигура. Я пригляделся. Фигура двигалась очень странно. Когда мне удалось как следует ее разглядеть, я понял, что на ней что-то вроде монашеской рясы. Лицо покрывал капюшон. Под ним я не видел ничего, кроме темноты. Фигура остановилась рядом со мной. Оказалось, что колокольчик, который я услышал, висел на посохе.

― Добрый день, — сказал Монах.

― Добрый день, — ответил я удивленно.

― Ты путешествуешь днем. Для тебя это небезопасно.

― Откуда ты знаешь?

― Просто знаю.

― Я еще не успел найти место, чтобы остановиться. Я ищу его уже несколько часов.

― Есть одно место недалеко отсюда. Хорошее укрытие. Если хочешь, я отведу тебя туда.

― Кто ты? Почему я должен доверять тебе? — допытывался я.

― Ты служитель Святой Римско-католической церкви, но в данный момент — всего лишь заблудшая овечка, как вы выражаетесь. И я тебе нужен. Поэтому тебе придется довериться мне.

― «Откуда ты знаешь, что я священник?» — первое, о чем я его спросил. Но в ответ он только пожал плечами. Как бы то ни было, он был прав. День приближался. В его свете снег не мог укрыть меня от глаз дозорных. А в окрестностях Равенны их всегда было много. И я решил довериться ему. Укрытие действительно отыскалось. Это был крестьянский дом. Он разрушился, но в подвал можно было пробраться. Обломки верхних помещений служили дополнительной защитой от радиации. Кроме того, дом стоял достаточно далеко от дороги, и патрульным не пришло бы в голову осматривать его. Снег практически моментально скрыл наши следы. Мне удалось спрятать сани и их содержимое под идеально подошедшим по размеру навесом.

Потом Монах отвел меня в подвал и закрыл за нами люк.

― И ты доверился ему?

― У меня не было выбора. Кроме того, да, он почему-то вызывал у меня доверие.

В подвале было почти тепло, особенно по сравнению с улицей, где мелкий снег перерос в настоящую метель. Монах, как я стал называть его про себя, кивком показал на угол, в котором лежала разбитая деревянная бочка. Из этой сухой древесины я развел костер в месте, которое он мне показал. Получилось просто прекрасно: дым поднимался вверх и выходил через невидимые отверстия в потолке. Мне практически нечем было поделиться, но Монах не проявил никакого интереса ни к еде, ни к воде, которые я ему предложил. В красноватом свете костра темнота под его капюшоном казалась черной дырой, способной поглощать свет.

― Вон в той высокой бутылке есть вино, — сказал Монах.

― Оно наверняка давно превратилось в уксус.

― Нет, оно еще не испортилось. Попробуй.

Я подошел к бутылке. Нацедил вина в свою миску. Он был прав. Вино было прекрасное.

Я предложил его Монаху, но тот снова отказался.

Я выпил довольно прилично. Я уже так давно не наслаждался вкусом вина, что его аромат казался мне настоящим чудом.