Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снизу... Анка на мгновение оторвала глаза от мельтешения «стрекозок» и с ужасом убедилась, что ноги ее давно оторвались от земли. Шар поднимался, захватив ее внутрь, поднимался стремительно, а далеко внизу к стене бежали люди с факелами, и впереди — Бернар.
Рой цветочных эльфов несся навстречу вздыбленному темному горизонту.
Анка сделала шаг.
Под ногой что-то хрустнуло, как будто переломились заиндевевшие от мороза травинки. Младшая ничего не видела в метре от себя, со всех сторон окружал туман — мягкий, пушистый, как сахарная вата. Когда она выдыхала, на щеках оседали мельчайшие капли. Пахло свежим утренним лугом, почти как дома, летом, когда она выгоняла на пастьбу покойную корову Муху.
У левого колена горячим боком терся Добрый пастух. Анка его сразу узнала, но не испугалась, потому что с Ку Ши произошла невероятная метаморфоза. Отважный Ку Ши еще больше съежился, достигнув размеров терьера. Он не выступал вперед, а, напротив, плелся позади и даже порой норовил отстать. Анка каким-то образом догадалась, что размеры Ку Ши напрямую зависели от его самочувствия и его ощущения собственной значимости. В здешних промерзших кустах пес откровенно трусил.
— Откуда ты взялся? — спросила Анка. Слова отскочили от языка и растворились в сырой пелене. Пес, конечно же, не ответил.
Сейчас он превратился в скулящего щенка. То есть он, конечно же, не скулил, но всем видом давал понять, что идет за хозяйкой не по своей воле, а только в силу Договора, и если бы не Договор, скрепленный кровью, то близко бы не подошел к роще.
Младшая сделала еще шаг. Цветочные эльфы покинули ее внезапно, не оставив даже волшебной палочки на память. Высадили ее в густую мокрую траву и рассыпались звенящим покрывалом. Сколько времени ее несли внутри роя? Сколько километров чащоб, лугов с редкими блестками деревень и сонных рек одолели они? А главное — как выбраться назад? Нет ответа.
Из вяло шевелящегося тумана выплыли острые безлистные сучья, стало светлее, и прорезался первый звук. Выдал звонкую трель соловей. Ему ответил другой, третий. Спустя минуту вокруг Анки надрывался невидимый птичий хор. Или даже не хор, а оркестр с хором. Доверив соловьям сольную партию, вступили дрозды, а за ними — малиновки, славки и масса других певчих птиц. Ранний ветер зашелестел листьями, в такт птичьим трелям задорно рассмеялась вода в ручье, скрипнули коряги, плеснула рыба, и вдруг...
Вдруг покров тумана рассеялся, и на Анку опрокинулся самый роскошный, самый цветной и объемный сон, который только можно себе вообразить. Лес, очень старый, но совсем не такой, как угрюмые, торжественные леса Слеах Майт, где тысячу лет назад принцесса клури каун подарила Анке волшебную уздечку. И совсем не такой, как леса Верхнего мира. Нежная трава доставала почти до пояса, цветы раскрывали бутоны и ластились к ногам. С раскидистых, широких деревьев падали зрелые плоды. Яблони гнулись под весом сотен ярко-красных яблок, груши сочились золотым нектаром, грибы путались под ногами. Здесь никто не прятался. Птицы чистили перышки, белки собирали орехи. В прорезанной солнцем зеленой гуще срывали листья оленята, а внизу, у черного зеркала пруда, чувственно терлись шеями красавцы-лебеди. И пахло здесь так...
Младшая вспомнила где-то прочитанное выражение про воздух, который можно было «нарезать, как торт». Ей хотелось упасть в траву, закрыть глаза и дышать. Совсем рядом сладко благоухали огромные цветы, очень похожие на лилии, но удивительного фиолетового оттенка. Из переполненного дупла по коричневому стволу тонкой оранжевой струйкой стекал мед. Какие-то мелкие зверьки лакомились земляникой, случайно давили ее, и аромат давленых ягод вызывал в животе настоящие спазмы. Младшая крутила головой, не в силах двинуться дальше по усыпанной белой галькой дорожке.
Священные рощи.
В тенистой лощине росло одинокое, невероятно крупное для своего вида и, видимо, очень старое дерево. Мощная, заматеревшая рябина, сплошь покрытая россыпями алых ягод. Рябина склонялась над тихим, прозрачным ручьем. Ручей тек по дну лощины, журчал на перекатах, в его кристальной глубине двигались медлительные тени. Младшая пригляделась.
Форели. Ока узнала эту рыбу, потому что папка один раз привозил из Северодвинска и называл ее «царской». Ничего особо вкусного они со Старшим в «царской» рыбине не обнаружили, но кушали тогда с уважением. Немного понаблюдав за рыбами, Младшая заметила еще одну интересную деталь. Она даже спустилась пониже к воде, чтобы получше рассмотреть.
С рябины падали в ручей крупные ягоды. Многие не успевали опуститься на каменистое дно, их узкими ртами подхватывали и глотали рыбы. Они толпились, теснили друг друга влажными серебристыми боками, выскакивали из воды. Это походило на бесконечную, устроенную кем-то кормушку. Однако громадные форели успевали сожрать не все ягоды, многие попадали на дно. После того места, где росло удивительное дерево, вода в ручье резко меняла цвет, становясь кроваво-красной и совершенно непрозрачной. Ручей бежал дальше, до того места, где его поглощало полукруглое отверстие в скале. Но красный цвет воды так и не разбавлялся, даже взлетающие брызги казались каплями крови. Замшелая, поросшая вьюном базальтовая стена проглатывала ручей не навсегда, по ту сторону скалы Анка слышала, как вода снова вырывается веселым водопадом. Ку Ши оставался совершенно равнодушен к форелям и к возможному купанию. Он даже не полез за хозяйкой вниз, а, помахивая обрубком хвостика, дожидался ее на сухом островке. Внешне он стал копией щенка ротвейлера, неуклюжий, смешной и доверчивый. Однако Младшая узнала бы его из миллиона собак, хотя бы потому, как начали пульсировать шрамы на локте и запястье.
Что-то за всем этим стояло. Выбираясь наверх, на сухую траву, Младшая еще раз оглянулась в недоумении. В старой рябине, в рыбах и красной воде таился несомненный смысл, который она, в силу слабого своего умишка, не могла разгадать. У Младшей почему-то возникло подозрение, что алые ягоды здесь никогда не кончаются.
Пока что она не заметила ни капищ, ни мрачных алтарей с черепами. Лес был повсюду, но он не нависал, не давил сверху дряхлой сединой, не опутывал паутиной, не выворачивал ноги гнилыми корягами. Он был везде — прозрачный, с пригорками и лужками, с одинокими сказочными дубками и интимными зарослями спелого ореха.
— Подойди ближе, — повелительный, бесплотный голос раздался не снаружи, а прямо в голове.
Младшая заморгала, инстинктивно заслоняясь от золотого вкусного сияния. Он сидел над травой, не прикасаясь к верхушкам колокольчиков и ромашек. Легкие ковылинки под его свисающими белыми одеждами облизывал ветерок. Старик с глазами молодого убийцы и ватной, кудрявой бородой цвета белой ночи. Он парил в свободной позе, в треугольнике, образованном тремя молодыми дубками. Анке показалось, что друид не один, что за его спиной, в переливах солнечного света зорко наблюдают за ней несколько пар глаз, но проверить свое предположение она не сумела.
Музыка леса стихла, как будто выдернули вилку из розетки. В метре от Анки с кустика упала малиновка. Ока не умерла, маленькие крылышки подергивались, бусинки глаз жалобно отражали мир. С индигового неба тяжко рухнул только что взлетевший лебедь. Заяц выкатился безвольным плюшевым клубком на тропу. Только одно живое существо не поддалось сну. Отважный пастух Ку Ши, потеряв девяносто процентов своей массы, прижимался к щиколотке Младшей горячим колючим боком.