Мариус снова задумался, словно ища в ее словах что-то вроде логики.

— Ты права, — наконец кивнул он. — Ты, собственно, и не можешь этого знать.

— Именно. А я ведь так хочу это узнать! Может быть, ты совершенно прав в своей антипатии к Ребекке, и…

Муж грубо оборвал ее.

— Может быть! Может быть! Почему ты еще сомневаешься? Конечно же, я прав. Конечно!

Ей надо быть более осторожной, поняла Инга. Он совершенно не в себе. Любое неверное слово может вывести его из себя.

— Разумеется, ты прав, — произнесла она умиротворяющим тоном. — Извини, если тебе сейчас показалось, будто я сомневаюсь в твоих словах.

Мариус торопливыми глотками пил свой кофе, казалось, уже забыв, что обещал принести Инге стакан воды.

— У меня нет желания ссориться с тобой, — произнес он, когда его бокал опустел. — Мне хотелось бы, чтобы тебя вообще здесь не было. Ты не имеешь ничего общего со всем этим. Я спрашиваю себя, почему не мог подождать еще один день. Тогда ты сидела бы в самолете…

Инга размышляла, насколько она могла рискнуть подлизаться к мужу, сделать вид, будто она с ним заодно. Но нельзя подходить к этому грубо. Мариус, несомненно, был душевнобольным, но не дураком. Она подумала о том, с какой легкостью и блеском ему давалась учеба в университете. Ее внутренний голос предупреждал ее: "Нельзя недооценивать его".

— Может быть, этому суждено было случиться, — сказала Инга. — Может быть, мне суждено было находиться здесь.

Мариус с недоверием посмотрел на нее.

— Почему?

— Ну… я имею в виду… мы все еще женаты. Всего лишь несколько дней назад между нами все еще было в порядке. Я не могла себе представить, что такое произойдет — что я полечу одна обратно в Германию, а ты… будешь здесь заниматься Ребеккой, о чем я не имею ни малейшего понятия. Мы ведь всегда всем делились. Почему нельзя и этим?

— Что конкретно ты имеешь в виду? — Мариус все еще оставался недоверчивым. Инга знала, что ей надо быть очень осторожной и взвешивать каждое слово.

— Я имею в виду то, что связывает тебя с Ребеккой. То, в чем ты ее упрекаешь. Разве ты не можешь представить себе, насколько это меня обижает — то, что я вообще ничего об этом не знаю? Это, кажется, играет такую большую роль в твоей жизни, но ты не хочешь, чтобы я об этом узнала… Я не понимаю, почему. Я не понимаю, почему ты отдалил меня от тех вещей, которые явно имеют особую важность для тебя!

Выпалив все это, Инга снова затаилась. Она знала, что была убедительной, поскольку на самом деле чувствовала то, что говорила.

Но Мариус все еще не желал отказываться от своей массированной обороны.

— Это только мое дело. Ты ведь раньше тоже не интересовалась моей жизнью!

— Но это же неправда! Ты просто не говорил мне, что в твоей жизни были эпизоды, которые явились очень… болезненными или обидными для тебя и которые до сих пор тебя преследуют. Когда я спрашивала тебя о твоем прошлом, о семье, о старых друзьях, ты всегда уклонялся от ответа. Ты всегда был тем веселым Мариусом, который легко смотрит на жизнь, который решает все проблемы и попутно справляется с учебой в университете и находит кучу времени для веселых забав. Как я могла догадаться, что в твоей жизни были… невзгоды?

"Ты прекрасно это чувствовала. Ты знала, что с ним что-то не в порядке. Но ты затратила массу энергии, чтобы тут же отстраниться от всего, что могло заставить тебя задуматься".

Глаза Мариуса на мгновенье показались его жене такими же, как раньше, — ясными и добрыми; из них исчезла болезненность. Но Инга знала, что ей незачем себя обманывать. Муж мог с минуты на минуту опять стать ее врагом. Он был опасен, и об этом ей ни в коем случае нельзя забывать.

— Ты права, — мягко произнес Мариус, — я не хотел говорить об этом. Я чувствую себя лучше, если не думаю об этом. Зачем мне портить себе жизнь? Передо мной — хорошая жизнь, понимаешь? Я сдам экзамены на "отлично" и стану первоклассным адвокатом. Для меня будут открыты самые известные юридические конторы. Зачем мне заниматься делами, которые давным-давно миновали?

Он выглядел таким нормальным и смотрел на Ингу так вопрошающе и открыто, что сейчас ей особенно четко представилась вся абсурдность ситуации: то, что она сидит здесь перед ним со связанными руками и ногами, что где-то наверху в доме Ребекка тоже лежит или сидит связанная, и можно только молиться, чтобы она вообще была еще жива.

"Он опасен. Ни на секунду не забывай об этом!"

— Самое ужасное то, — сказала Инга, — что мы никогда не сможем избавиться от своего прошлого. Мы можем снова и снова, на разных этапах, отстраняться от него, но оно все равно всплывает, возвращается к нам и делает нашу жизнь тяжелой. По-настоящему, навсегда нам никогда от него не избавиться. Но лучше, если…

Она посмотрела на мужа, стараясь определить, смогут ли ее последущие слова снова отдалить его от нее. Мариус выглядел спокойным.

— Но лучше, если мы когда-нибудь признаем его, — продолжила Инга, — посмотрим ему в лицо, попытаемся посмотреть на него с разных сторон — и с этого момента жить с ним. Только тогда мы сможем его переосмыслить.

Ее муж начал покусывать нижнюю губу.

— Переосмыслить… — повторил он. — Ты думаешь, что все можно переосмыслить? Все?

Инга почувствовала легкую вибрацию в его голосе. Надо быть начеку.

— Некоторые вещи переосмыслить очень тяжело, — произнесла она.

По лицу Мариуса скользнула тень. Его взгляд уже не был таким открытым. Он снова собирался уйти в тот мир, где его мучили демоны, где они властвовали над его страшными воспоминаниями.

— Тяжело, — сказал он, — тяжело! Да что ты знаешь об этом? Тебе ведь никогда не было трудно в твоей жизни! У тебя всегда все было в порядке! Жизнь в сельской местности! Домик с тростниковой крышей! Заботливая мать, ласковый отец, множество прелестных братьев и сестер… У вас же все протекало как у семьи — как у Уолтонов![6] С чего тебе понять, как выглядит жизнь в некоторых других семьях?

Инга вопросительно посмотрела на мужа, надеясь, что сможет удержать его, чтобы он снова полностью не ускользнул от нее.

— Может быть, у меня было все намного проще, чем у тебя, — согласилась она. — Может быть, мне будет трудно по-настоящему понять твою жизнь и твою судьбу. Но дай же мне один шанс! Расскажи мне о себе. Ведь может получиться и так, что я пойму тебя лучше, чем ты думаешь. Я могу тебе помочь. И, возможно, тогда ты и сам все увидишь намного яснее — если наконец заговоришь об этом, а не продолжишь замыкать все в себе!

Мариус все сильнее покусывал нижнюю губу. Слова жены всколыхнули его, взбудоражили. "Если он сейчас заговорит, — подумала она, — то я выиграла пядь земли. Если он доверится мне, я смогу оказать на него влияние".