Такова была жизнь на прибрежной полосе шириной в три дня пути, именуемой Приморским Аполидием. Что было дальше, в глубине материка, не знал никто, кроме, может быть, орков. Но они не составляли дорожных карт, не публиковали научных статей или путевых заметок, а потому познания их оставались тайной для широкой общественности.

– Вот и хорошо, что орки вас не опередили, – порадовался Эдуард. – Теперь вы сами сможете написать научную статью. Даже целую книгу. «Флора, фауна, архитектура и лингвистика Внутреннего Аполидия».

Хельги поморщился. От флоры и фауны этих мест больших сенсаций ждать не приходилось. Лично он в качестве объекта для изучения предпочел бы Средневековье.

Первые несколько суток пути пролетели быстро и незаметно.

После мучительного перетаскивания собственного тела по дорогам былых времен Эдуарду казалось, что никогда прежде он не ходил так легко и резво. Дни напролет, почти не останавливаясь на привалы, шли они на север. Скоро обжитые земли с их полями, лугами и оливковыми рощами остались позади. Началась полоса лесов, светлых и ухоженных, населенных существами столь необычными, что Ильза, увидев такого впервые, взвизгнула от изумления. Потому что сверху это был обычный дядька, загорелый, черноволосый и курчавый, но снизу – гнедой жеребец! Меридит называла их кентаврами, Хельги – гибридами и издевательством над природой, а Энка – похотливыми скотами.

Кентавры вели вольный образ жизни на лоне природы, подобно своим неизмененным копытным сородичам. Эдуарду они показались совершенно дикими, он даже засомневался в наличии у них разума. Но Меридит сказала, что кентавры имеют древнюю и высокоразвитую культуру, во многом сходную с эльфийской. Они преуспели во всех искусствах, но особенно славятся своей поэзией, героическими гекзаметрами.

– А что такое гекзаметры? – заинтересовался Рагнар, ему понравилось это звучное слово.

– Стихотворный размер, – пояснила диса и процитировала для наглядности:

В битве жестокой сошлися два славныя войска,

Тучами стрел быстролетных светлое солнце затмили,

Громче чем бранные вопли звенели мечи о доспехи,

Демоны битв пожирали несчастные сущности павших,

Будто голодные волки кровавую делят добычу…

– Хороший стих! – похвалил Рагнар. – Люблю такие! Прямо за душу берет!

– Плохой, – не согласилась с ним Ильза. – Рифмы нет. И вообще, нехорошо, когда громко ругаются, пусть даже и в бою. Некультурно. И незачем об этом в стихе говорить.

– Кто громко ругается? – не поняла Меридит.

– Ну эти, в стихе! Сама же сказала: «бранные вопли…»!

Хельги рассмеялся:

– Да не ругался там никто! Просто выражение такое. – Он старался объяснять доступно, без специальных терминов, но получалось бестолково. – Говорят «поле брани», то есть поле битвы. И с воплями так же. Ты ведь тоже вопишь, когда сражаешься? Вот и они…

– Я не воплю, я визжу!

– Это потому что ты дама. А кто не дамы, те вопят «Ура!» и прочие глупости, разве ты не слышала?

Ильза заупрямилась:

– Слышала. Но стих от этого не лучше. Мне нравится, когда про любовь. И чтобы не гекзаметром, а этим… – Она напрягла память, пытаясь вспомнить, что как-то слышала от Меридит. – Этим… Двуногим ямбом!

Хельги, Энка и Эдуард бессовестно прыснули, эльф тактично спрятал улыбку.

– Двустопным, – со вздохом поправила диса. Она считала, что беседа о поэзии зашла совсем не в то русло.

На чужаков, следующих через их земли, кентавры внимания почти не обращали, лишь изредка провожали ленивыми взглядами. Только один, молодой, с довольно привлекательной верхней частью, подскакал и «лошадиным» (по выражению Эдуарда) голосом спросил, который час. При этом он так выразительно косился на Ильзу, что девушка для себя решила: определение сильфиды, то самое, насчет скотов, соответствует истине как нельзя более точно.

Энка задала встречный вопрос: не знает ли он, что там дальше, на севере? Молодой кентавр изменился в лице. Ответил почти испуганно: «Мы туда не ходим!» – и ускакал прочь.

Его поведение показалось странным, но не насторожило. Настроение оставалось прекрасным. Неловко было сознаваться в этом, хотелось списать на родное время, но факт оставался фактом – отсутствие спесивой амазонки сказывалось наилучшим образом.

Не нужно теперь следить за собой, понижать голос при беседе. Можно было болтать всякую чепуху, не опасаясь показаться глупыми при посторонних. Все сделались оживленными и разговорчивыми, даже Рагнар, который до сих пор чувствовал ответственность за судьбу бывшей дамы сердца.

– Мы веселимся, а она, бедная, осталась одна-одинешенька в чужом времени в совершенно бедственном положении…

– Насчет положения это ты прав, – злорадно кивала сильфида. – Положение у нее – не позавидуешь! И зима уже, кстати, на носу!

Рагнару так и не удалось вызвать у спутников жалость к покинутой амазонке. У них уже имелся опыт путешествия в неприятной компании – в прошлом году с братцем Хельги Улафом. Но тогда их не объединяло общее дело, не требовалось изображать лояльность и сдерживать эмоции.

Теперь, когда амазонки не было рядом, они, эмоции эти, рвались наружу. Первое время едва ли не единственной темой девичьей болтовни было: «Какая Эфиселия дура». И даже Меридит не отставала от боевых подруг.

– Сплетни – типично бабье дело, – укорял ее Орвуд, не потому что на самом деле осуждал, а просто так, из вредности. – Смотри, перевоплотишься в троллиху!

– Да ладно, – отмахивалась та, – обойдется!

Обошлось. Появились новые впечатления, и тема Эфиселии отошла на второй план.

На шестые сутки пути благодатное влияние Океана начало ослабевать. Здесь уже чувствовалась глубокая осень. Небо не было голубым, его затянула облачная пелена. Большинство деревьев стояли голые, озера у берегов покрывались тоненькой корочкой игольчатого льда – Меридит нравилось его грызть, как когда-то в детстве. На озерах водилось великое множество диких уток, а в рощах бродили толстые кабаны. В Рагнаре взыграли охотничьи инстинкты, но Хельги был неумолим. Еды у них вдоволь, а убивать невинных тварей ради развлечения аморально и недостойно благородного человека! Сраженный этим аргументом, рыцарь присмирел.

Если не считать изобилия дичи, местность казалась почти необитаемой. Ни кентавров, ни других крупных разумных существ больше не встречалось. Попадалась какая-то мелочь вроде пикси, но не эти забавные дракончики, а другие – все, как один, мрачные и необщительные. На любые вопросы отвечали коротко: «Мы туда не ходим!»

– Почему туда никто не ходит? – принялась гадать Ильза. – Что там такое?

– Наверное, пустыня, – предположил Эдуард.

Хельги не согласился с бывшим учеником.