Жизнь, отданная другим, повторила она про себя, снимая черную накидку, предназначенную исключительно для торжественных случаев. Любопытно, а могла бы она то же самое сказать о себе?

А. Она не отозвалась ни на один из многочисленных звонков Беверли. Директор «You and I» в конце концов уволил ее, и в ее кабинете теперь сидела Эмми Лафайет. Беверли продала свою квартиру и переселилась в другую, поменьше и поскромнее, к тому же расположенную далеко от школы, где учился ее сын. Бывший муж воспользовался этим как предлогом и забрал у нее Уильяма. Теперь Беверли виделась с ним только по выходным. Через два месяца после увольнения она устроилась заместителем главного редактора в журнал «Gardens and Flowers»[16], по почте торговавший семенами. Дорога на работу занимала у нее два часа в один конец в переполненном общественном транспорте. Но она стойко держалась до того дня, когда Уильям гордо сообщил ей, что скоро у него будет еще одна сестричка. И спросил, почему она не родит себе других детей, как Дороти, новая жена его отца. Без детей дома скучно, пояснил он.

Б. Она так и не осмелилась встретиться с Дебби, хотя та приглашала ее к себе на новоселье. Дебби рассталась с мужем сразу после того, как нашла работу. Теперь она трудилась воспитателем в детском саду и ютилась со своими четырьмя детьми в трехкомнатной квартире в Бромли, на юго-восточной окраине Лондона. Жила она небогато, но чувствовала себя гораздо лучше, во всяком случае, если верить Морин, которая продолжала с ней общаться.

В. Она не ответила на исполненное пафоса письмо инспектора Росса Карлтона. Тот по настоянию своей жены Карлы, мечтавшей жить поближе к родителям, переехал в Манчестер, но так и не смог привыкнуть ни к городу, ни к своему новому статусу мужа и зятя.

Г. Выйти замуж только ради того, чтобы доставить удовольствие бабушке, она не пожелала. Они с Питером решили не торопиться. Им требовалось время, чтобы преодолеть взаимную робость, сблизиться друг с другом и не заливаться краской, открывая дверь в спальню. Оба согласились, что гонка здесь совершенно неуместна, хотя ожидаемое появление на свет дочек-близняшек заставило их немного призадуматься. Собственно говоря, именно последнее обстоятельство и терзало Саманту. Она могла перезвонить Беверли, встретиться с Дебби и написать Россу Карлтону. Но бабушка уже никогда не увидит ее в подвенечном платье.

* * *

Из задумчивости ее вывел осторожный стук в дверь.

— Вот, приобрела кое-что для малюток, — сообщила Маргарет, протискиваясь в дверь.

И она положила на комод несколько книжек и две шапочки с помпонами, рассчитанные на трехлеток.

— Все, побежала. Дуглас ждет. Мы сегодня идем в театр.

Она ткнула пальцем в свою шляпу в форме перевернутой тарелки, украшенную тремя перышками:

— Как ты думаешь, не слишком вызывающе для дамы в трауре?

— Ну что ты! Перья черные, так что все в порядке.

Успокоенная Маргарет пошла к двери, но через пару шагов остановилась:

— Я понимаю, что идти на оперетту в день похорон не слишком прилично, но, возможно, Дуг сегодня сделает мне предложение.

После того как с Агатой случился сердечный приступ, Маргарет панически боялась умереть старой девой. А Дуглас все никак не решался попросить ее выйти за него замуж. Каждый раз, возвращаясь со свидания с ним, Маргарет громко негодовала, повторяя, что напрасно он думает, что у них впереди еще целая вечность.

— Мы все пережили нелегкие времена, — поддержала ее Саманта. — Так что никто тебя не осудит, если ты немного развлечешься.

Маргарет поправила шляпу — одно перо свесилось ей на глаза — и уверенно потопала к двери.

Саманта с улыбкой рассматривала шапочки с помпонами, наверняка купленные на благотворительном базаре. С тех пор как стало известно о ее беременности, Маргарет успела притащить ей двух огромных плюшевых жирафов, дюжину розовых слюнявчиков, несколько музыкальных шкатулок, игравших «Боже, храни королеву», и целую кучу детских книжек.

Сейчас ее внимание привлек оставленный тетушкой на комоде сборник считалок и песенок. Она открыла его и сразу наткнулась на ту, что пела ей в детстве мать.

Hey diddle diddle,

The cat and the fiddle,

The cow jump over the moon.

The little dog laughed

To see such sport,

And the dish ran away with the spoon.

Она прочитала стишок, четко выговаривая каждый слог. Она ни разу не вспоминала о нем с тех пор, как Питер наконец-то ее поцеловал.

Захлопнув книжку, она бросила ее в мусорную корзинку. Ее дочерям не понадобятся песенки, чтобы справляться с жизненными трудностями. Об этом она позаботится.

Со второго этажа раздался глухой стук. Она быстро, как могла, поднялась по лестнице.

— Ну, как прошли похороны?

— Я удивилась, как много народу собралось. Почти все соседи пришли.

— Чему тут удивляться? В определенном возрасте у людей не остается других развлечений. Когда ты ждешь на ужин Морин с мужем? В субботу? Я дам тебе свой знаменитый французский рецепт фрикасе из кролика.

Прямая как палка, Агата сидела в своем любимом кресле. Питер для большего удобства перетащил его на кухню, поближе к звонку.

Она обратила к Саманте свои отныне незрячие глаза. Сердечный приступ она пережила, но против слепоты оказалась бессильна.

— Бедняжка Гвен! — проговорила она. — Так и не досмотрела до конца детективный сериал.

— Надеюсь, хотя бы рецептом твоих несравненных кексов она воспользоваться успела?

— Они у нее все равно не получались. Я умолчала о нескольких важных ингредиентах.

— Да что ты, в рай его с собой заберешь, этот свой рецепт?

— А я пока не тороплюсь присоединяться к миссис Берден. Мне еще надо познакомиться со своими правнучками.

Она повернула лицо к окну. Свет и тьму ее глаза еще различали, но она знала, что это ненадолго — скоро ее будет окружать сплошной мрак.

— Говорят, перед смертью, прося Господа отпустить ей грехи, она вспомнила и про твою рыжую прядь, — нахмурив брови, сказала Агата. — Напрасно я втянула ее в эту историю. Думаю, ее доконали муки совести.

Саманта положила ей на плечо руку:

— Она не следила за уровнем холестерина в крови. Объедалась луковыми чипсами и слишком налегала на херес. Это ее и подкосило. А вовсе не то обстоятельство, что она была твоей сообщницей.

Она подошла к окну, подняла вверх раму и вдохнула весенний воздух. В саду позади дома уже распустились Primula vulgaris.

— Ты была совершенно права, бабуль, — поворачиваясь к Агате, сказала она. — Мне действительно необходимо было прочистить мозги.