Советские «воспоминания» показывают всю глубину неуверенности и подозрительности, сопровождавших граждан СССР, куда бы они ни направлялись. Мысль о том, что против команды в Рейкьявике использовались неспортивные методы, звучала как погребальная песнь в течение четырёх месяцев после матча, хотя и не очень громко, поскольку участникам приходилось улаживать более срочные дела. Сталинизм воспитал в людях постоянное стремление искать тайный умысел, внутреннего и внешнего врага, преступников, тех, кого можно было бы во всем обвинить. Памятка для сотрудников КГБ, «Словарь КГБ, официальное руководство советского офицера разведки», утверждает, что «политическая бдительность советских граждан выражается в их неизменном внимании к возможным опасностям, угрожающим стране».

Бдительность такого рода проявлялась ещё до матча, что явствует из официального доклада в Спорткомитет о подготовке Спасского, составленного 16 октября 1971 года Виктором Батуринским. В докладе он предупреждает, что американцы могут попытаться провести матч на своем континенте, давая тем самым Фишеру «определённые преимущества». Далее говорилось:

Более того, в связи с результатами матчей, которые Фишер провел с Таймановым, Ларсеном и Петросяном, существуют некоторые предположения о возможности воздействия на них факторов, не имеющих отношения к шахматам (гипноз, телепатия, отравление еды, подслушивание домашнего анализа, и так далее).

После разгрома Тайманова руководитель его команды Александр Котов поднял вопрос о возможности внешнего влияния на Спасского: «Кажется, такое происходило и раньше. На матче Тайманов — Фишер у меня постоянно возникало ощущение, что нас подслушивают».

Ботвинник также не доверял американцам; он считал, что Спасский не должен играть в стране, на территории которой располагается американская военная база. Поэтому он был против Исландии. Инженер-электрик с ранним и страстным интересом к компьютерной науке, Ботвинник боялся губительных компьютерных манипуляций с сознанием Спасского и помощи самому Фишеру — по-видимому, здесь имелось в виду американское оборудование спецслужб. Когда Рейкьявик утвердили в качестве места проведения матча, некоторые представители Спорткомитета даже советовали, чтобы туда отправили советский корабль, на котором советская команда могла бы жить в безопасности. Эта идея не вышла за пределы Спорткомитета, что, возможно, было и к лучшему для нервов Спасского.

Потом, уже во время матча, советскую сторону встревожило то, что Спасский катастрофически ошибался и не использовал многообещающие позиции. Не причастны ли к этому гипноз, парапсихология или химические вещества, слухи о применении которых так пугали команду?

Вернувшись в Москву, Спасский и сам не мог объяснить своё умственное состояние. «Могло ли такое произойти, чтобы моё понимание шахмат настолько сильно ухудшалось в результате незначительных инцидентов и задержек? Могла ли моя психика быть настолько нестабильной? Либо она сделана из стекла, либо там были какие-то внешние воздействия». Прежде чем мы недоверчиво и удивлённо пожмём плечами, давайте вспомним, что СССР использовал против своих врагов токсичные вещества. Когда КГБ решил поставить квартиру полковника Олега Пеньковского на прослушивание, подозревая его в шпионаже в пользу Британии, специалисты намазали ядом его кресло, и он быстро оказался в больнице. Почему же другие не могут иметь доступ к подобным технологиям?

Разумеется, не все в Союзе обвиняли американцев в очевидной потере Спасским своей формы. Но даже те, кто отрицал возможность «внешних воздействий», обвиняли Фишера в использовании нешахматных приёмов, имея в виду психологическое оружие. Тренер и помощник Спасского Николай Крогиус являлся в то же время заведующим кафедрой психологии Саратовского университета. Размышляя о случившемся, он выносит следующий вердикт:

Психологическая война, развязанная Фишером против Спасского, и его (Фишера) попытки отстаивать свои притязания (подавляя волю другого игрока) были связаны; это две стороны единого процесса борьбы со Спасским... В 70-е годы Фишер большое значение начал придавать психологическим аспектам в игре. Он неоднократно заявлял, что стремится подавить волю соперника. Для этого все средства хороши. Психологическое подчинение противника неизбежно приводит к резкому снижению его шахматной силы. Эту программу Фишер последовательно осуществлял до и во время матча.

В Спорткомитете такие игры Фишера виделись корнем проблем Спасского. Комитет размышлял о возможности гипноза ещё в начале августа, но отмел её. Бывшая чемпионка мира Елизавета Быкова заявляла Ивонину, что среди юристов Фишера находился телепат. Это было неправдой. В любом случае, Спорткомитет в телепатию не верил.

Советский посол в Исландии жаловался в Спорткомитет, что пресса, как советская, так и западная, неправильно понимает мотивы поведения Фишера, обсуждая его «выходки». Это не выходки, говорил он, а хорошо спланированная, неспортивная кампания, направленная на подрыв сил чемпиона. В Москве специалисты проанализировали личность Фишера и пришли к выводу, что это психопат, человек, для которого конфликтная ситуация представляется нормальной, а Спасский с этим справиться не мог.

Кризис Спасского, решили они, коренится в неспособности чемпиона справиться с психологическим давлением. Сыграл свою роль и его отказ брать с собой руководителя делегации. После матча Батуринский заявил: «Если серьёзно, то мы не должны считать внешние факторы самыми главными, особенно если у нас нет тому доказательств». Однако, озвучивая точку зрения, что Спасский был не прав, отказавшись от надлежащей команды (другими словами, не взяв с собой переводчика или врача из КГБ), он проявляет и некоторую осторожность: «Вопрос о том, могли ли определённые химические вещества находиться в еде, — совсем другое дело. Делегацию об этом предупреждали. Чтобы изучить вопросы безопасности, мы специально посылали в Рейкьявик на несколько дней товарища Крогиуса. Мы предлагали послать и повара, и врача. Но их отклонил Спасский».

С каким бы недоверием ни относилась Москва к внешним воздействиям, надо было страховаться и предпринимать соответствующие действия. Например, чтобы узнать, содержатся ли в пище Спасского определённые химические вещества, в советскую столицу для тщательного лабораторного анализа привезли образец сока, который исландцы ему поставляли.

Мысль о том, что американцы используют психологическое оружие, также была проверена. Отказ Спасского взять в Рейкьявик врача не остановил Комитет, и 10 августа было принято решение послать туда специалистов. За помощью обратились к министру здравоохранения. В итоге известный психиатр, профессор Вартанян, к собственному немалому удивлению, получил письмо, в котором его просили приехать 21 августа в Спорткомитет для встречи с Ивониным. Ему предложили отправиться в Исландию с коллегой по своему выбору, провести наблюдения и сообщить о результатах. На повестке дня стояло и прикрытие: решили, что они поедут туда как гости Аставина. «Мы не хотели расстраивать Спасского, — говорит Ивонин, — поэтому оформили психиатров как друзей посла». Их задачей было оценить личность обоих игроков и возможность «влияния» на Спасского.