Его надгробие такое чистое и новое, что, глядя на него, чувствуешь острую печаль — такое же ощущение вызывает надгробие, даты на котором столь близки по цифрам, что понимаешь: тут похоронен ребенок. Сьюзен опускается на колени перед могилой Бена, лицом к надгробию. Я сажусь рядом с ней.

Она глубоко и серьезно вздыхает. Не как обычно, а сосредоточенно. Достает из заднего кармана листок бумаги и смущенно смотрит на меня. Я киваю, побуждая начинать, и Сьюзен принимается читать. Сначала в ее голосе почти нет эмоций, и она действительно больше считывает с листа слова, нежели обращается к Бену.

— Мне просто хочется знать, что у тебя всё хорошо. Что ты не страдаешь. Мне хочется верить, что ты находишься в лучшем месте, что ты счастлив и что тебя окружают любимые тобой вещи. Мне хочется верить, что ты сейчас вместе с отцом. Что, может быть, вы сейчас на барбекю едите хот-доги. Я знаю, что это не так. Знаю, что тебя больше нет. Но я не знаю, как жить с этим знанием. Мать не должна переживать своего сына. Такого не должно происходить.

Ее голос меняется, взгляд смещается со страницы на траву под ногами.

— Я знаю, ты верил в то, что должен защищать меня и заботиться обо мне. Если бы я могла сказать тебе одну последнюю вещь, то, наверное, сказала бы: Бен, со мной всё будет хорошо. Не волнуйся. Я оправлюсь и буду в порядке. Не беспокойся за меня. Спасибо тебе за то, что ты был таким чудесным сыном. За то, что ты был таким, каким был. Ты дал мне всё, и мне не о чем было больше просить, кроме времени. Побольше времени с тобой. Спасибо за то, что ты любил Элси. Благодаря ей я поняла, что ты вырос точно таким мужчиной, каким, как я надеялась, ты станешь. И мы обе… оправимся. Мы всё переживем. Так что, где бы ты там ни был, иди и наслаждайся. И забудь о нас. С нами всё будет хорошо.

Вот она — настоящая любовь. Настоящая любовь в том, чтобы сказать: «Забудь нас. С нами всё будет хорошо», даже если это неправда, даже если самое последнее, что ты хочешь — быть позабытой.

Закончив, Сьюзен складывает и убирает лист в карман, вытирает глаза и смотрит на меня. Настала моя очередь, а я даже не знаю, что вообще здесь делаю. Я закрываю глаза, глубоко вздыхаю и на мгновение вижу лицо Бена так явно, будто он прямо передо мной. Я открываю веки и… слова льются сами собой:

— В моем сердце — там, где раньше был ты — теперь огромная дыра. Когда ты был жив и мне не спалось, я лежала, слушая твое сопение, и думала о том, как мне повезло тебя найти. И без тебя я не хотела полноценно жить. Я считала, что если у меня всё будет хорошо, то это будет значить, что я по-настоящему тебя потеряла, но… если бы ты это услышал, то сказал бы, что я идиотка. Думаю, что ты хотел бы видеть меня счастливой. Возможно, даже злился бы на меня за то, что я так раскисла. Нет, наверное бы не злился. Но расстроился. Ты бы точно расстроился. В общем, я постараюсь больше не раскисать. Я никогда не забуду тебя, Бен. Я потеряла тебя почти сразу после нашей свадьбы, но за то короткое время, что мы были вместе, ты стал частью моей души. Я такая, какая есть, благодаря тебе. Если я когда-либо почувствую себя хотя бы частично такой же живой, какой чувствовала себя с тобой… — Я вытираю слезу и пытаюсь совладать с дрожащим голосом. — С тобой моя жизнь обрела смысл. Обещаю, что не пущу ее под откос.

Сьюзен обнимает меня одной рукой, поглаживая по плечу. Мы обе молча сидим, глядя на могилу, на надгробие. Оторвав взгляд от того, что до этого всецело занимало мое внимание, я осознаю, что вокруг меня — море надгробий. Я окружена чужими потерями. Никогда еще я не ощущала так ясно, что в своем горе я далеко не одинока. Каждый день кто-то умирает, и их любимые живут с этим дальше. Если каждый, кто любил похороненных здесь людей, смог собраться с силами и продолжить жить, то я тоже могу это сделать. Однажды я проснусь, посмотрю на сияющее солнце и подумаю: «Какой чудесный день».

— Идем? — спрашивает Сьюзен, и я киваю.

Мы поднимаемся с влажными от травы коленями. Молча идем назад.

— Ты слышала о сверхновых? — говорит Сьюзен, когда мы подходим к воротам.

— Что? — я чуть не замираю от удивления.

— Бен в детстве увлекался космосом, и у него была целая куча книг о вселенной. Я читала ему их, когда он не мог заснуть, и мне очень нравилась маленькая глава в одной из книжек, посвященная сверхновым звездам. Они ярче всех горят в небе, но быстро затухают — этакие короткие вспышки невероятной энергии.

— Да, слышала, — отвечаю я.

— Мне нравится думать, что у вас с Беном было нечто подобное… за короткий промежуток времени вы с ним испытали столько страсти, сколько другим не выпадает за всю их долгую жизнь

Я ничего не говорю, вдумываясь в эти слова.

— Ну что? Едешь домой?

— Думаю, я к этому готова.

— Хорошо. Что ж… похоже, это…

— Давайте в пятницу поужинаем вместе? — предлагаю я. — В мексиканском ресторане?

Сьюзен выглядит удивленной, но обрадованной.

— С удовольствием.

— Я понимаю, что вы не моя мама. Понимаю. Но мне так приятна ваша компания. Несмотря на необычные обстоятельства, при которых мы познакомились, вы мне очень нравитесь.

Сьюзен приобнимает меня и целует в лоб.

— Ты невероятная женщина, — говорит она мне. — Мне повезло, что мы с тобой познакомились.

Я смущенно смеюсь и, кажется, краснею.

— И мне повезло, — киваю я, надеясь, что Сьюзен видит, насколько я искренна.

Сьюзен мотает головой, останавливая готовые пролиться слезы.

— Ладно! — мягко шлепает она меня по спине. — Садись в машину! Езжай домой. Если буду нужна тебе — звони. Но у тебя всё получится. Ты справишься.

— Спасибо, — благодарю я.

Наши руки соприкасаются, и, сжав на прощание ее ладонь, я иду прочь. Отойдя всего несколько шагов, я оборачиваюсь:

— Сьюзен? — зову я.

Она поворачивается ко мне.

— Вы тоже звоните, если я буду вам нужна.

— Обязательно, — улыбается она.

Я выбираю прибрежную дорогу вместо федеральной автострады. И выглядываю в окно чаще, чем должна бы. Я пытаюсь ценить каждое данное мне мгновение. В какой-то момент по радио передают песню, которую я годами не слышала, и на целых четыре минуты я позволяю себе забыть о том, кто я есть и что я делаю. Я — это просто я, пританцовывающая в машине, мчащей на север по Тихоокеанскому шоссе, и это неплохо. Совсем неплохо.

Когда я заезжаю на подъездную дорожку к своему дому, он видится мне больше и выше, чем помнился. Я достаю почту и просматриваю ее, ища брачное свидетельство. Его нет. Зато есть письмо из городского банка, адресованное мне. Я поднимаюсь по лестнице и захожу в квартиру.

Какой знакомый запах. Запах, по которому я соскучилась, хотя и не понимала этого, пока не почувствовала его. Все вещи лежат на своих местах. Дом словно застыл во времени, дожидаясь меня, пока я жила в округе Ориндж. Я глубоко вздыхаю и не ощущаю запаха Бена. Здесь только мой собственный запах.