И в завершение ряда патриархов и пророков, на входящих углах пилястров по сторонам врат вы можете видеть парные статуи Илии Фесвитянина и Елисея, ученика его.

Первый своим восхищением на небо в колеснице огненной провозвещает вознесение Спасителя нашего; второй воскрешением сына суннамитянки — Христа воскресшего и спасшего мир.

— Что ни говори, — прошептал Дюрталь задумчиво, — а пророческие писания поразительны. Все аргументы раввинов, протестантов и вольнодумцев, все потуги хитроумных немцев найти в них трещины и сотрясти древние устои Церкви оказались тщетными. Они столь очевидны, столь бесспорны, столь явно показывают истину, столь нерушимо монолитны, что дерзнуть отрицать их может лишь совершенно слепой духовно.

— Верно; и чтобы тут никто не заблуждался, чтобы не было возможности утверждать, будто богодухновенные тексты написаны позднее явления возвещенного в них Мессии, для доказательства, что они не придуманы и не отредактированы задним числом, Бог изволил, чтобы они были переведены на греческий язык семьюдесятью толковниками, распространились по всему миру и стали известны более чем за двести пятьдесят лет до Рождества Христова!

— Если предположить немыслимое, что все Евангелия исчезли, — не правда ли, их можно было бы восстановить, вкратце изложить содержащийся в них рассказ о земной жизни Господа по одним лишь мессианским откровениям пророков?

— Вне всякого сомнения; ведь повторим вновь и вновь: Ветхий Завет и есть история Сына Человеческого и установления Церкви прежде Его явления; как уверяет святой Августин, «все управление еврейского народа было непрестанным пророчеством об ожидаемом ими Царе».

Глядите: мало прямых прообразов Спасителя, что в Библии на каждом шагу (наугад назову лишь пятерых: Исаак, Иосиф, Моисей, Давид, Иона); мало и животных или предметов, чья роль в Ветхом Завете — олицетворять Его, как то: пасхальный агнец, манна небесная, медный змий и прочее. Если угодно, мы сейчас, обращаясь только к пророкам, составим общий очерк жизни Еммануила, сведя Евангелие к нескольким страницам. Вот послушайте.

Аббат сосредоточился, прикрыв глаза рукой:

— Его рождество от Девы предсказано Исайей, Иеремией, Иезекиилем; Его явление, предваренное особым посланцем, Иоанном, указано у Малахии, а Исайя Малахию дополняет, уже прямо указывая, что глас Предтечи раздастся в пустыне.

Место его рождения, Вифлеем, дает нам Михей; поклонение волхвов, принесших золото, ладан и смирну, указано Исайей и в так называемых Псалмах Соломоновых.

О юности и служении Его ясно свидетельствует Иезекииль, когда показывает Его ищущим пропавших овец. Исайя, заранее возвестивший совершенные Им чудеса, исцеление слепых, глухих и немых, объявил, кроме того, что Он станет иудеям камнем преткновения.

Но вполне математически четкими и несравненно ясными пророчества становятся тогда, когда доходят до Страстей и смерти Христа. Торжественный въезд в Иерусалим, предательство Иуды и заплаченная цена в тридцать сребреников указаны у Захарии; Исайя же во весь голос повествует об ужасе и позоре Голгофы. Послушайте его:

«Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши… Господь возложил на Него грехи всех нас… за преступления народа Моего претерпел… И не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми… Как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих»[52].

А Давид к этой страшной сцене добавляет новые краски: «Аз же есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людий…»[53]

Чем дальше, тем больше подробностей. Вот язвы гвоздинные на руках, они являются у Захарии; вот Давид перечисляет эпизоды Страстей шаг за шагом: пробитые руки и ноги, разделенные ризы, жребий, брошенный об одежде. Злобные крики иудеев, что звали Его спасти себя, если Он Сын Божий, отмечены в главе 2 книги Премудрости и в псалмах Давида; желчь и уксус, данные Ему на кресте, и крик из груди Иисуса, испускавшего дух, также описаны в Псалтыри.

И на том еще не окончено собрание откровений, сообщенных Ветхим Заветом.

Свою пророческую миссию он доводит до конца; предсказано и установление Церкви вместо синагоги (Иезекиилем, Исаией, Иоилем, Михеем); о литургии, евхаристической жертве, недвусмысленно пророчествует Малахия, объявивший, что жертва старого Закона, прежде приносимая в одном Иерусалимском храме, заменится жертвой бескровной, которую будут приносить все народы и по всем местам[54]— иереи, от всех народов избранные, добавляет Исаия, — по чину Мелхиседекову, довершает Давид.

Справедливо утверждал Паскаль: «Исполнение пророчеств — непрестанное чудо, и не нужно иного доказательства, чтобы принять истину христианской веры».

Дюрталь подошел поближе к статуям вокруг святой Анны и пригляделся к первой слева: человек в остроконечном колпаке, напоминавшем папскую тиару, с зубцами в нижней его части, в стихаре, подпоясанном веревкой с узлом, и дождевом плаще с бахромой. Лицо его было сурово, чуть ли не озабоченно; погруженный в думы взор уставлен вдаль. В одной руке человек держал кадило, в другой чашу, накрытую дискосом, а на дискосе хлеб. Этот портрет Мелхиседека, царя Салима{76}, наводил на долгие раздумья.

Ведь мало в Святом Писании столь таинственных лиц, как этот монарх, являющийся в книге Бытия, священник Бога Всевышнего, приносящий жертву хлебом и вином, благословивший Авраама, принявший от него десятину и тотчас же пропавший во тьме истории. Потом его имя неожиданно возникает в одном из псалмов Давида, где о Мессии говорится, что он иерей по чину Мелхиседекову, и вновь исчезает бесследно.

Но вдруг он вновь перед нами в Новом Завете, и сведения, которые приводит о нем апостол Павел в послании к Евреям, делают его еще загадочней. Он говорит, что Мелхиседек не имел ни отца, ни матери, ни родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божию, пребывает первосвященником навсегда. Апостол все делает, чтобы дать понять Мелхиседеково величие… и оттого слабый свет, пролитый им на эту тень, гаснет совсем.

— Признайтесь, никого нет подобного царю Салима. А что о нем думают комментаторы? — спросил Дюрталь.

— Да мало что. Впрочем, святой Иероним замечает, что Павел, употребляя слова «без отца, без матери, без начала и конца»[55], не имел в виду, что Мелхиседек просто сошел с небес или был прямо создан Творцом, как первый человек. Эта фраза означает только, что в рассказе об Аврааме о нем говорится так, что непонятно, откуда он, кто он, когда родился, в какое время скончался.