Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девица, сразу смекнув, что гость объявился не тот, кошкой метнулась к стулу и наткнулась на бедро опередившего ее Матвея. Перелетев через бедро, она вся собралась и атаковала пришельца по всем правилам школы сётокон-рю. Матвей вынужден был принять бой с этой разъяренной молодой тигрицей, натасканной на уничтожение любого препятствия в образе мужчины не хуже мастеров кэмпо.
Получив чувствительный маэ-гэри[45], Матвей поймал брюнетку в начале атаки – положение какари – и без особого сожаления нокаутировал ее ударом стопы в нижнюю часть грудной кости. Подумал: с таким телом тебе бы лучше заняться бодибилдингом, сеньора, стала бы чемпионкой. После этого он разрядил пистолет, забрал кинжал и вернулся в прихожую. Шурик Залупыйченко уже пришел в себя и мычал, пытаясь встать и понять, что случилось. Однако мутные глазки Шурика быстро прояснились, когда Матвей брызнул на него водой и усадил у стены на груду свалившейся с вешалки одежды.
– Слушай внимательно, Сашок, – сказал Матвей с холодным равнодушием. – Лично ты меня не интересуешь, а вот твой хозяин – настоящий хозяин – даже очень. Сейчас ты скажешь мне его имя, назовешь начальника смены телохрана и его адрес, и мы разойдемся как в море корабли.
– Гни-да! – выдохнул Залупыйченко в два приема. – За-да-влю!
Матвей перехватил удар снизу и сочно врезал ладонью по скуле Шурика. Сказал с той же холодной невозмутимостью:
– Сиди тихо, Сашок. Вопрос слышал? Повторить?
– Я т-тебя… из-под земли…
Матвей ударил сидящего еще раз.
Существовал целый класс ударов, не наносящих травм и синяков, но очень болезненных и надолго запоминающихся. Особенно хорошо их знали и применяли мастера заплечных дел и палачи Китая и Японии, опиравшиеся на двухтысячелетний опыт Востока по использованию пыток. Матвей тоже знал эти приемы.
Залупыйченко заревел от боли, как бык, с изумлением и страхом глядя на незнакомца.
– Иди ты!.. – неуверенно начал он, пытаясь подняться.
Матвей вздохнул и снова ударил.
Через полминуты Шурик сдался. Всхлипывая и постанывая, он назвал имя босса, которого охранял, оговорившись, правда, что это Банкир. Кличка Матвея не интересовала, но он ее запомнил, как и сведения о команде отделения личной охраны Банкира.
– Адью, – Матвей похлопал Залупыйченко по щеке, – живи, хиляк. Спасибо за сведения. Не советую распространяться о нашей встрече, и подругу свою боевую предупреди. И прими совет: уходи из этой команды. «Чистилище» дважды не предупреждает своих клиентов. Понял?
– Уйди… с-своло… – прохрипел Шурик.
Матвей рассмеялся и аккуратно закрыл за собой дверь. Через десять минут он сидел в машине. Снял камуфляж, переоделся. Проговорил сквозь зубы:
– Геращинский Евгений Яковлевич… Банкир, значит. Ну, Банкир, погоди!
Синельников вернулся от начальника МУРа в мрачном расположении духа. Вызвал начальника службы обеспечения и кругами пошел по кабинету, посасывая вместо сигареты мятную лепешку; габариты и вес его во многом объяснялись тем, что год назад он бросил курить.
Полковник Глеб Максимович Музыка, флегматичный и немногословный, как всегда, появился не один – с молодым человеком приятной наружности, в котором Синельников с удивлением узнал Николая Зинченко, заместителя начальника ГУБО.
– Какими судьбами? – поинтересовался он, пожимая сухую, жесткую руку Зинченко. – ГУБО перешло на ловлю уголовников?
– Судьба у нас одна, – сдержанно улыбнулся Зинченко. – Вернее, злая мачеха – война с преступниками, хотя ловим мы, конечно, не один и тот же контингент. Ваше начальство еще не сообщило вам новость?
– Новостями оно радует ежечасно. О чем речь?
– О чистке органов. Кабинет министров готовит указ о регулировании численности спецслужб и увольнении всех не соответствующих своей должности. Для чего создаются специальные комиссии.
– Плодим чиновников… Нет, этого я еще не знал. Зато получил приказ выйти на «Чистилище» за три-четыре дня. «Фискалы» вроде бы опередили нас в части розыска «чистильщиков» из числа уволенных, а мы топчемся на месте. В общем, кровь из носу, чтоб был результат!
– Обычная формула бусидо.
– Как?
– Бусидо – самурайский кодекс чести. Не изжили мы, выходит, понятия «честь мундира» в худшем его смысле, если для его соблюдения требуется «кровь из носу».
– Если бы только из носу. С чем прибыли, коллега?
– Предлагаю обмен информацией. Мы вышли на круг лиц, подозреваемых в контактах с «Чистилищем».
– Надо же, какое совпадение: у нас есть список подозреваемых. Хотя я и не верю в какой-то особенный успех. Все эти люди – рядовые исполнители и вряд ли знают кого-нибудь из руководства «Стопкрима», в лучшем случае непосредственного руководителя, а то и просто приятелей по группе. «Фискалы» начали работать с подобным контингентом раньше нас.
Зинченко кивнул:
– Знаю, и результат налицо: задержали некоего Козлихина, который дал показания.
– Что же он сообщил? – вяло поинтересовался Музыка.
– К нему применили «третью степень» с аппаратным воздействием на психику.
– «Глушак», что ли?
– Суггестор «удав». И он сообщил о сотрудниках, с которыми контактировал в оперативной тройке.
– И все?
Зинченко поразмышлял о чем-то и снова кивнул.
– Панов под давлением сверху подписал секретный приказ уничтожать «чистильщиков» без суда и следствия. Якобы как меру чрезвычайного положения.
– То есть «пленных не брать». – Глеб Максимович хмыкнул. – Круто! Как в военное время. Только пустое это.
– Такой же приказ издал и ваш начальник.
– Не может быть!
– Я только что слышал переговоры своего шефа с вашим Иваном Кузьмичом. «Стопкрим», вероятно, наступил кое-кому на мозоль.
– Краснорыжину, кому же еще. Впрочем, это не наше дело. Давайте обсудим, что имеем. Мое мнение: с «чистильщиками» воевать не стоит, с ними надо устроить контакт и склонить к сотрудничеству на законных основаниях.
– Наш человек готовит для этого почву и уже внедрился в «Чистилище».
– Вот как? Кто же это?
Заместитель начальника