– Так вы отказываетесь принести клятву? – в некотором волнении спросил Марат.

– Решительно отказываюсь. Я не желаю быть членом общества. Я вижу слишком много доказательств тому, что я буду бесполезен.

– Брат! – миролюбиво заговорил незнакомец. – Позвольте мне называть вас так, потому что мы в самом деле братья. Итак, брат, не поддавайтесь минутной досаде вполне естественной. Принесите в жертву свою законною гордость. Сделайте ради нас то, что вам неприятно. Ваши советы, ваши мысли, само ваше присутствие несет свет! Не бросайте нас во мрак.

– Вы ошибаетесь, – возразил Руссо, – я ничего вас не лишаю, я всегда давал только то, что и всему миру, любому своему читателю, любому газетчику; если вам нужны имя и сущность Руссо…

– Нужны! – вежливо подхватило несколько голосов.

– Тогда возьмите собрание моих сочинений, разложите книги на столе председателя и, когда вы перейдете к обсуждению какого-нибудь вопроса и настанет моя очередь высказать свое мнение, раскройте мою книгу: вы найдете там мое мнение, мое суждение.

Руссо шагнул к выходу.

– Одну минутку! – остановил его хирург. – Свобода выбора одинакова для всех: и для прославленного философа, и для всех остальных. Однако было бы неверно допускать в наше святилище любого профана, который, не будучи связан никаким условием, даже устным, мог бы выдать наши тайны.

Руссо взглянул на него и снисходительно улыбнулся.

– Вы требуете, чтобы я поклялся молчать? – спросил он.

– Вы сами об этом сказали.

– Извольте.

– Будьте любезны прочитать клятву, уважаемый брат, – проговорил Марат.

«Уважаемый брат» прочел клятву:

«Клянусь перед лицом всемогущего Бога, Создателя всего сущего, в присутствии верховных членов и уважаемого собрания, никогда не предавать ни устно, ни письменно, ни намеком ничего из того, что мне было открыто, а в случае неосторожности я готов осудить себя сам и буду наказан по законам великого Создателя, всех вышестоящих членов и буду достоин ненависти моих отцов».

Руссо протянул было руку, как вдруг незнакомец, слушавший и следивший за спором с важностью, которую никто не пытался у него оспаривать, хотя он ничем не выделялся из толпы, подошел к председателю и шепнул ему на ухо несколько слов.

– Вы правы, – согласился почтенный председатель и прибавил:

– Вы обыкновенный человек, а не брат, вы – уважаемый человек, случайно оказавшийся среди нас. И потому мы отрекаемся от наших прав и просим лишь дать честное слово забыть обо всем, что между нами произошло.

– Клянусь честью, что забуду все, как утренний сон! – в волнении отвечал Руссо.

С этими словами он вышел, а за ним и многие члены ложи.

После того как вышли братья второго и третьего ранга, в ложе остались семь братьев, семь верховных членов. Они узнали друг друга благодаря условному знаку, доказывавшему, что они посвящены в тайны верховной ложи.

Прежде всего они позаботились о том, чтобы двери были заперты. Затем главный обнаружил себя, показав братьям перстень с выгравированными на нем таинственными буквами: L. P. D.3.

Этот верховный член должен был передать волю ордена. Он был связан с шестью другими верховными членами, проживавшими в Швейцарии, России, Америке, Швеции, Испании и Италии.

Он приносил самые важные известия, которые получал от своих собратьев для передачи в ложу посвященных, занимавшую либо более высокое, либо более низкое, чем он, положение.

Мы узнали в этом верховном члене Бальзамо.

Наиболее важным сообщением было письмо, в котором содержалась угроза. Оно пришло из Швеции от Сведенборга.

«Следите за югом, братья! – говорилось в нем. – Под обжигающим солнцем пригрелся предатель. Этот предатель вас погубит.

Следите за Парижем, братья! Предатель находится там. В его руках – тайны ордена, им движет ненависть.

Предательство носится в воздухе, я слышу его едва уловимый шепот. Мне было открыто, что месть будет ужасной, но она, возможно, придет слишком поздно. А пока – берегитесь, братья! Будьте осторожны! Иногда бывает довольно одного предателя, пусть недостаточно сведущего, чтобы разрушить все наши тщательно подготовленные планы».

Братья удивленно переглянулись, не проронив ни слова. Слова сурового ясновидца, его предвидение, подтверждаемое многочисленными примерами, еще более омрачили членов комитета, предводимого Бальзамо.

Он тоже доверял ясновидению Сведенборга. По прочтении письма у него появилось болезненное ощущение того, что грядет нечто очень страшное.

– Братья! – провозгласил он. – Вдохновенный пророк ошибается редко. Будьте же бдительны, как он вас к тому призывает. Вы не хуже меня знаете, что вот-вот начнется борьба. Давайте же постараемся, чтобы нас не одолели враги, которых мы способны без труда устранить. Не забывайте, что они располагают целым штатом наемных шпионов. Это мощная армия в мире, где люди думают лишь о земном благополучии. Братья, будем же остерегаться подкупленных предателей!

– Эти опасения кажутся мне ребяческими, – раздался чей-то голос. – У нас с каждым днем прибывают силы, у нас гениальные вожди и длинные руки!

Бальзамо поклонился, благодаря льстеца за похвалу.

– Да, это так! Однако, как сказал наш прославленный вождь, предательство просачивается отовсюду, – возразил брат, оказавшийся не кем иным, как хирургом Маратом, выдвинутым, несмотря на молодость, в верховную ложу, благодаря чему он заседал теперь впервые в консультативном комитете. – Вспомните, братья, что чем больше приманка, тем больше и добыча. Если де Сартин за кошелек золотых монет может купить признания одного из наших неизвестных братьев, то министр, за миллион или посулив высокий чин, может купить одного из наших верховных членов. Вот почему у нас принято, чтобы братья низшей ложи ничего не знали. Самое большее, что ему известно, это несколько имен товарищей, и эти имена ничего собой не представляют. Наш орден прекрасно организован, но он предельно аристократичен; нижние чины ничего не знают, ничего не могут; их собирают, чтобы сообщить или услышать от них ничего не значащие сведения. Впрочем, они тратят деньги и время для укрепления нашего здания. Задумайтесь над тем, что этот маневр приносит нам лишь камень и раствор, но сможете ли вы без камня и раствора построить дом? Итак, этот маневр приносит скудные плоды, однако я склонен рассматривать их наравне с планом архитектора, который создает и оживляет все творение. А еще я считаю архитектора и каменщика равными друг другу потому, что с философской точки зрения, архитектор – человек, такой же человек, как и все, лишь бы он нес в себе отпущенные ему страдание и фатальность, как другие люди, и даже в большей степени, чем Другие. Он более подвержен опасности, что на него упадет камень или под ним рухнут леса.