Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут тайна характера, ставшая позицией. И она лишь в малой степени объясняется тем, что он, — как сказано в «Записках нетрезвого человека», — каждое утро принимал «рюмашку-другую», и так многие десятилетия. В конце концов, один ли В. в оттепельную и застойную эпохи страдал этой пагубной привычкой? Но он, может быть, единственный, кто с пышных банкетов сбегал в дешевые рюмочные, целовал ручку не примадоннам, а подавальщицам, дружил с самыми пропащими забулдыгами и, — еще раз вернемся к воспоминаниям Валерия Попова, — «считал правильным скорее выпить с малознакомым человеком, чем кому-то сказать: „Простите, я вас не знаю!“»[627]
Над ним, случалось, подтрунивали, но и любили его очень, так что — случай почти уникальный — в бесчисленных мемуарах о литературной и театральной жизни Питера не найти о В. ни одного дурного слова: всегда равен самому себе как в своих текстах, так и в своих отношениях хоть с бомжами, хоть с президентами и олигархами. А в конце жизни В. пришлось иметь дело и с ними — к Государственной премии РСФСР за сценарий «Осеннего марафона» (1981) прибавились полученные в Кремле орден «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (1999) и премия президента России за 1999 год, а также среди других многих наград многотысячная по денежному обеспечению премия «Триумф» (1999), которую В. вручали в Большом театре.
И что же? Да ничего. В Кремль к Б. Ельцину, — как рассказывают, — пришел пешочком с Ленинградского вокзала и, кажется, под хмельком. От Б. Березовского из Дома приемов ЛОГОВАЗа удрал в очередную рюмочную. Случалось, что и денежки, только что полученные, тут же проигрывал подвернувшимся под руку наперсточникам. Вел себя, словом, как всегда, и из жизни, — процитируем предсмертное интервью, — ушел со словами: «Никогда я не верил в себя. Мне стыдно за все, что я написал. <…> Всю жизнь я прожил в стыде, в неловкости, в неуверенности: не получилось, скучно, бездарно, никому не интересно…»[628]
Да и как ушел — в воскресенье, 16 декабря 2001 года, его увезли по скорой в больницу на Крестовском острове, и, — вспоминает примчавшийся туда И. Штемлер, —
худшей больницы в Петербурге в те жуткие годы я не видел. Старое здание было совершенно пустым по случаю воскресного дня. Мертвая тишина, ни одного врача и, как сначала показалось, ни одного больного. Заплеванные коридоры, замазанные краской окна, сквозь которые едва проникал тусклый зимний свет…[629]
Там на следующий день в палате у туалета, «где теплее», В., которому еще в 1995-м присвоили звание «живой легенды Санкт-Петербурга», и умер. Знать не зная и думать не думая, что его работы будут пересматривать и спустя десятилетия и что во дворе московского Театра Олега Табакова установят скульптурную композицию, где беседуют, чего в жизни никогда не случалось, Виктор Розов, Александр Вампилов и В. — главные, быть может, драматурги Оттепели.
Соч.: Пьесы. Сценарии. Рассказы. Записки. Стихи. Екатеринбург: У-Фактория, 1999; С любимыми не расставайтесь. Екатеринбург: У-Фактория, 2005; Осенний марафон. М.: Эксмо, 2005; То же. СПб.: Азбука, 2019; Простите, простите, простите меня: Стихотворения. СПб.: Симпозиум, 2019.
Лит.: Ланина Т. Александр Володин: Очерк жизни и творчества. Л.: Сов. писатель, 1989; О Володине: Первые воспоминания: В 2 т. СПб.: Петербургский театральный журнал, 2004–2006, 2011.
Воронин Сергей Алексеевич (1913–2002)
Сколько-нибудь основательного образования у В. не было: только фабрично-заводское училище и недолгая заочная учеба в Горном институте. В войне он не участвовал тоже: был, — как указывается в биографиях, — осужден за уклонение от службы в РККА и 1937–1945 годы провел в изыскательских партиях, прокладывавших трассы новых железных дорог на Дальнем Востоке, Урале, Поволжье и Кавказе.
Поэтому и первая книга рассказов «Встречи» вышла сравнительно поздно, только в 1947 году. Зато с тех пор перебоев с публикациями и изданиями не было: рассказы, повести, романы «На своей земле» (1948–1952), «Ненужная слава» (1956), «Две жизни» (1961), иное многое. И карьера наладилась: став членом ВКП(б) в 1947 году, В. в 1951–1952 годах заведовал ленинградским корпунктом «Литературной газеты», а в 1956-м пришел в редакцию только что созданного журнала «Нева» сначала заместителем главного редактора, а через год уже и главным редактором — на семь лет, до 1964-го.
Настроен В. как писатель и редактор-коммунист был всегда по-боевому: резко, например, высказывался на собраниях о «ревизионистском» альманахе «Литературная Москва», нападал на И. Эренбурга, Э. Казакевича и В. Дудинцева, а в Питере неустанно боролся, — по его словам, — с «группочкой» (В. Панова, Д. Гранин, Ю. Герман, Д. Дар, И. Меттер, Н. Катерли, А. Горелов), «которая захватывает ключевые позиции», «которая, как это ни странно для нашего времени и строя, командует в издательствах, оказывает давление на газеты и журналы, шумит в секциях»[630]. И понятно, что эта «группочка» писателей с неславянскими зачастую корнями то и дело вставляла В. палки в колеса — и стоило ему прийти в журнал, как
первое, что сделали групповщики, это объявили «голодную блокаду», надеясь, что без их прозы я загублю журнал. В ответ я широко открыл двери редакции писателям с периферии, памятуя, что Русь талантами не оскудела. Прошло время, и журнал стал одним из самых тиражных[631].
Да и как не стать, если визитной карточкой «Невы» при В. оказался отнюдь не неведомый никому шедевр из глубины России, но «антинигилистический» роман «Братья Ершовы» (1958. № 6–7) Вс. Кочетова, недавно вытесненного этой самой «группочкой» из Ленинграда в Москву. Принят был к публикации и многострадальный роман И. Шевцова «Тля», но тут, правда, «неожиданно, как это нередко случалось, идеологический ветер подул в другую сторону»[632] — и не срослось. Зато в 1959–1960 годах на несколько номеров была разогнана вторая книга шолоховской «Поднятой целины»[633], а в 1961 году украшением журнала стал роман Алексея Черкасова «Хмель» (№ 11–12), критиками почти не замеченный, но