Брахман принял мое условие.

— Богат или беден паломник, — сказал он, — служба остается неизменной. А размер подношения, которое мы получаем, зависит только от желания и возможностей паломника.

И мне не показалось, что панда хоть в чем-то пренебрег своими обязанностями. Молитва пуджа закончилась в полдень, а после я направился в храм Каши Вишванатх на даршан. Меня крайне огорчило то, что я там увидел. Когда я практиковал в Бомбее в 1891 году, я посетил лекцию на тему «Паломничество в Каши» в зале «Прартхана самадж» и потому был готов испытать некоторое разочарование. В действительности я был разочарован даже еще сильнее.

К храму вела узкая и скользкая дорожка. Было шумно. Жужжание бесчисленных мух, выкрики торговцев и паломников были невыносимы.

И там, где человек ожидал оказаться в атмосфере медитации и причастности к Богу, его особенно поражало полное ее отсутствие. Приходилось искать эту атмосферу в себе самом. Я понаблюдал за благочестивыми сестрами, которые смогли погрузиться в медитацию, отрешившись от всего, что их окружает, но в том не было никакой заслуги настоятелей храма. На них лежала ответственность за создание и поддержание в храме и на его территории чистой, благостной и торжественной атмосферы. А вместо этого я попал на базар, на котором ловкие торгаши продавали сласти и всякие безделушки.

Когда я вошел в храм, меня приветствовала вонь сгнивших цветов. Пол выложили добротным мрамором, однако отдельные куски были выломаны, и в образовавшиеся отверстия какие-то особенно ревностные паломники, лишенные всякого вкуса, вставили рупии. Теперь там скапливалась грязь.

Я подошел к Джнана-вапи (Кладезю знания). В нем я искал Господа, но не смог найти Его. Само собой, настроение мое ухудшилось. Пространство вокруг Джнана-вапи тоже было покрыто грязью. Желание давать дакшин у меня пропало, и я пожертвовал лишь один пай. Панда, приставленный к Кладезю, рассердился и отшвырнул монету в сторону. Затем он обругал меня и сказал:

— За это оскорбление ты попадешь прямиком в ад.

Его пророчество не смутило меня.

— Магараджа, — сказал я, — что бы ни уготовила мне судьба, человек вроде вас не должен позволять себе говорить такие мерзкие слова. Можете взять мой пай или лишитесь и его тоже.

— Уходи, — отозвался он. — Мне не нужен твой пай.

После чего осы́пал меня новыми проклятиями.

Я подобрал пай и хотел удалиться, утешая себя лишь тем, что брахман не получил монету и она осталась при мне. Но магараджа был не из тех, кто упустит хоть пай. Он окликнул меня:

— Хорошо, оставь свой пай здесь. Мне жаль тебя. Если откажусь от твоего подношения, плохи будут твои дела.

Я молча отдал ему монету и с глубоким вздохом пошел прочь.

С тех пор я побывал в Каши Вишванатхе еще дважды, но это было уже после того, как мне присвоили почетный титул «махатма», и мне уже никогда не доводилось переживать ничего подобного тому, что я описал. Теперь люди хотят мой даршан и не разрешают мне получить даршан храма. Но горе махатмы — его лишь горе. Насколько мне известно, грязь и шум в том храме царят по-прежнему.

Если кто-то сомневается в бесконечном милосердии Господа, пусть побывает в подобных «святых» местах. Ибо как может Повелитель йогов терпеть столько лицемерия и неверия, да еще и во Имя Свое? Давным-давно Он изрек: «Что человек посеет, то и пожнет». Закон кармы неизменен, и от него невозможно уклониться, поэтому едва ли теперь необходимо божественное вмешательство. Он дал нам Закон, а затем ушел на покой.

После посещения храма я попытался встретиться с миссис Безант. Я знал, что она только что оправилась от болезни, и послал ей записку. Она сразу вышла. Поскольку моим единственным желанием было отдать ей дань уважения, я сказал:

— Мне известно, насколько хрупко сейчас ваше состояние. Я всего лишь хотел выразить вам свое уважение. Я, разумеется, благодарен, что вы великодушно согласились принять меня, несмотря на недомогание. А потому не смею больше беспокоить вас.

С этими словами я покинул ее дом.

Гокхале желал, чтобы я осел в Бомбее, практикуя как адвокат и помогая ему в общественной деятельности. Общественная деятельность в те дни означала работу на Конгресс, одним из основателей которого был Гокхале, и основная часть этой работы заключалась в управлении делами организации.

Предложение Гокхале мне понравилось, однако я и не надеялся, что моя адвокатская карьера будет успешной. Неприятные воспоминания о прошлом были еще живы в моей памяти. Я по-прежнему ненавидел прибегать к лести, чтобы заполучить клиентов.

А потому я решил начать работать в Раджкоте. Кевалрам Мавджи Даве, мой давний доброжелатель, вдохновивший мня на поездку в Англию, находился тогда в Раджкоте и сразу же достал мне три дела. Два дела были апелляциями, поданными на рассмотрение юридическому советнику политического агента в Катхияваре, а третье — процесс в Джамнагаре, очень важный. Я сказал, что не доверяю своим способностям, и Кевалрам Мавджи воскликнул:

— Выиграете вы дело или проиграете — не стоит сейчас думать об этом! Просто постарайтесь, а я, разумеется, буду рядом, чтобы помочь вам.

Поверенным другой стороны был мистер Самартх, ныне покойный. Подготовился я основательно. Не то чтобы я особенно хорошо рабирался в тонкостях индийского права, но Кевалрам Даве дал мне необходимые разъяснения. Перед отъездом в Южную Африку я слышал разговоры друзей о том, что сэр Ферозшах Мехта великолепно владеет теорией судебных доказательств, и в этом заключается секрет его успеха. Я не забыл об услышанном и во время путешествия скрупулезно изучил индийский закон о доказательствах, а также комментарии к нему. Помог мне, конечно же, и опыт, приобретенный во время работы адвокатом в Южной Африке.

Я выиграл дело, а моя вера в себя окрепла. Теперь два других дела, связанных с апелляциями, меня больше не пугали, и оба тоже завершились успешно. Наконец-то я мог рассчитывать, что, вероятно, преуспею и в Бомбее.

Но прежде чем я опишу обстоятельства, повлиявшие на мое решение перебраться в Бомбей, хотелось бы рассказать о том, как мне пришлось столкнуться с нерадивостью и невежеством английских чиновников. Суд юридического советника был разъездным. Он находился в непрестанном движении, а вакилам и их клиентам приходилось всюду следовать за ним. Вакилы брали за услуги дороже, если им приходилось покидать свои конторы, и клиенты, соответственно, несли двойные расходы. Но неудобства посторонних не интересовали судью.

Одну из апелляций, о которых я здесь расскажу, должны были слушать в Веравале, где как раз бушевала чума. Припоминаю, что в городке с населением в пять с половиной тысяч человек ежедневно заболевали пятьдесят человек. Этот город практически обезлюдел, и мне пришлось поселиться в заброшенном дхармашала, находившемся на некотором расстоянии от Веравала. Но где могли остановиться мои клиенты? Если бы они были нищими, им пришлось бы вверить себя Богу.