Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словно прочитав его мысли, инквизитор покачал головой.
– Я одного понять не могу, зачем вы в это дело влезли? Вы же технарь, инженер и даже, как я слышал, неплохой конструктор. Во имя чего? Неужели только ради денег?
– Нет, деньги тут совершенно ни при чем, – хмуро ответил Дмитрий Дмитриевич. – Так сложились обстоятельства, что я не смог отказаться.
– Что ж, – кивнул Царев, – в этой жизни за все надо платить. В том числе и за ошибки, и за обстоятельства. Так что, милостивый государь, на этом мы с вами…
В этот момент в дверь решительно постучали.
– Кого несет там? – раздраженно спросил инквизитор. – Я занят!
Дверь открылась, и на пороге возник человек в форме флигель-адъютанта.
– Опять вы? – Царев нахмурился. – Ваша светлость, я уже сказал вам, что ваши ходатайства не изменят ситуации. Здесь вам не ваше Министерство вооружений, здесь Следственный комитет!
Герцог Лейхтенбергский пожал плечами.
– У меня к вам есть одна бумага. Только боюсь, вам не понравится.
Инквизитор взял протянутую бумагу, и лицо его побагровело.
– Это возмутительно! И Маниковский не может помешать правосудию! Я этого так не оставлю!
– Это ваше право, – согласился герцог, – но факт имеет место. Я могу забрать господина Бондарева?
Инквизитор помолчал пару минут, обдумывая ситуацию, затем нехотя кивнул.
– Забирайте. Но свое мнение об этом деле я доложу наверх.
И обратившись к задержанному, бросил:
– Не радуйтесь раньше времени. Уверен, мы вскоре с вами вновь увидимся. И тогда вы ответите за все, уж поверьте! Так что до скорой встречи, господин Бондарев!
И директор завода АМО вышел на негнущихся ногах вслед за полковником…
* * *
Буря над Москвой лишь усиливалась, и Бондарев успел промокнуть до нитки, прежде чем добежал вслед за герцогом Лейхтенбергским до ждущего их автомобиля.
– Вот что я вам скажу, господин Бондарев, – хмуро заявил полковник, стряхивая воду с папахи. – Вытаскивать вас из этого здания мне не доставляет ни малейшего удовольствия. Равно как и его высокопревосходительству господину министру генералу Маниковскому, уж поверьте!
– Благодарю вас, ваша светлость.
– Оставьте ваши благодарности в пользу бедных, а мне дайте результат. Маниковскому пришлось обращаться с прошением лично к государю, чтобы вашему делу не давали ход в Следственном комитете. А государь наш, не сомневайтесь, потом спросит о вас. И поверьте, или министр вооружений из вас выжмет последнюю каплю вашего пота, потом выдавит последнюю каплю вашей крови, а ваше сухое чучело выставит в музее вашего завода, как памятник героическому директору, или я плохо знаю Алексея Алексеевича. А Маниковского я, как товарищ министра, знаю хорошо. Так что на каторге вам было бы однозначно легче.
– Ну, уж нет, я лучше чучелом в музей завода.
Полковник пожал плечами.
– Ну как скажете. И помните, Следственный комитет никогда не забывает ничего, а за каждым, кого удалось вырвать из этого учреждения, будут охотиться самым натуральным образом, выискивая малейший повод вновь заполучить свою жертву обратно. Так что польза от вас Отечеству должна многократно превышать ваши возможные ошибки. Вообще, не будь сейчас войны, не будь ваши знания и опыт так нужны для скорейшего запуска собственного производства этих грузовиков, я вряд ли сумел бы вас вытащить из цепких когтей Царева. Но не дай вам бог даже подумать о чем-то непотребном, будь то какие-то махинации или эти проклятые демонстрации, будь они неладны! Ладно, я все сказал, а вы меня услышали.
– Услышал. Все равно спасибо.
Герцог помолчал, а затем добавил:
– И вот еще что. Выкручивайтесь как хотите, но завтра, а точнее, уже сегодня, у вас встреча с министром вооружений. Забудьте о том, что вы наемный директор, что завод принадлежит акционерам, теперь ваш начальник – Маниковский, ну и я, как его заместитель. Я вовсе не удивлюсь, что после работы Следственного комитета ваш завод вообще национализируют. Как бы там ни было, но Маниковский ждет от вас чуда, и вы это чудо должны ему явить, невзирая на интересы каких бы то ни было акционеров. Вы поняли меня?
Бондарев хмыкнул и осторожно поинтересовался:
– Какого рода ожидается чудо?
– Запуск завода на полную мощность и доведение объема выпуска грузовых автомобилей «Фиат» до конца текущего года, как минимум до пяти тысяч единиц.
– Но…
– «Но» вы могли говорить Цареву. Здесь же нужно просто взять и сделать. Или умереть. Идет война, Дмитрий Дмитриевич, и мы здесь такие же солдаты, как и те, кто сейчас на фронте. И поверьте кавалеру Георгиевского креста и Георгиевского оружия за храбрость, в тылу воевать порой тяжелее и страшнее, чем на фронте самому водить в атаку стрелковый полк. Я вам клянусь, я бы предпочел фронт, если бы не тяжелое ранение и если бы не повеление нашего государя. Посему отбросьте все ваши привычные представления о возможном и невозможном. Работа вашего завода находится на личном контроле императора. НЕ РАЗОЧАРУЙТЕ ЕГО!
* * *
– Что скажете, Степан Модестович?
Царев кряхтя уселся в кресло напротив Батюшина и посетовал:
– Забрали у нас очередного задержанного. Трудно стало работать.
– Лейхтенбергский приезжал?
– Да, третий раз за ночь пожаловал. И Маниковский приезжал. И Ипатьев дважды.
Глава ВСК вздохнул:
– Видите, Степан Модестович, Маниковскому со товарищи также нелегко приходится. Мы-то хоть в здании, а им приходится все больше мокнуть.
– Да что им сделается-то? Вообще же, Николай Степанович, сомневаюсь я – не пострадает ли наша репутация от этого дела? Скольких уже сегодня у нас забрали-то? Что ж мы за инквизиция, если у нас можно так легко арестованных забирать?
Батюшин покачал головой.
– Это ж не по прихоти, а сугубо для дела. Да и не всех же мы сегодня отпускаем. Только нужных и особо ценных.
– Да понимаю я все, – горестно повторил вздох Царев, – но душа-то болит. Да и сердце-то противится такому безобразию.
В дверь вежливо постучали. Появился адъютант Батюшина и доложил:
– Николай Степанович, там Рябушинского доставили.
– Хорошо, спасибо. Сейчас буду.
Глава ВСК встал и усмехнулся.
– Вот видишь, Степан Модестович, пришла и моя очередь лицедействовать. Ничего не попишешь – главный инквизитор!
Дорогой Джорджи!
Чрезвычайно признателен тебе за твой столь быстрый ответ на мое предыдущее личное послание. Особо я рад тому, что ты разделяешь мою озабоченность резким ухудшением отношений как между нашими странами, так и между Россией и Францией, и благодарен тебе за выраженное в твоем письме желание не допустить дальнейшей эскалации имеющегося конфликта.