— Будешь? — предложил Кею чужие сигареты Келла. Тот покачал головой.

— А, ты же у нас куришь, только если сильно нервничаешь. Ну ладно, мне больше достанется.

Я злобно покосилась на идиота. Хорошо еще, что Кей не увлекается этим делом, но ему, похоже, все равно, чем занят его шебутной дружок, и дым белобрысому ничуть не мешает.

Чтобы дышать было немного легче, я открыла окно и встала около него, чувствуя, как в спину бьется ночной прохладный ветерок.

— Так ты накормишь нас? — с таким наслаждением выпустил очередную струю дыма синеволосый, словно не курил не пару часов, а по меньшей мере лет восемь.

— А что вы хотите на… э-э-э… ранний завтрак? — осторожно спросила я, соображая, что у нас осталось из Лешиных приготовлений. Несмотря на возраст, я готовлю плохо — об этом я уже упоминала — и спектр моих кулинарных услуг весьма и весьма скуден.

— А что у нас есть? — положил длинные ноги на соседнюю табуретку Келла.

Ты еще их на стол закинь. Или сразу одногруппнику на голову. Вон с каким скучающим выражением тот сидит, прямо так и просит красивое раскрашенное личико получить пяткой в глаз. А лучше — в оба.

— Это сложный вопрос, — стала по очереди открывать я шкафчики, в которых либо ничего не было, либо лежала какая-нибудь дрянь вроде приправ, подсолнечного масла или использованной коробки от суши-набора.

Барабанщик внимательно смотрел за моими действиями и качал головой.

— И что ты предлагаешь? — спросил он у меня очень укоризненным тоном.

Я предлагаю не курить и свалить из моей квартиры — я спать хочу!

— Она предлагает своим гостям самим себе что-нибудь приготовить, — как-то иронически отвечал обладатель янтарных глазок.

Интересно, парню в линзах постоянно находиться комфортно или не очень?

— Самим? — осведомился Келла.

Пришлось развести руками и признаться в том, что ничего путного, тем более вкусного, я приготовить не в состоянии.

— И ты будущая хранительница семейного очага, — развеселился синеволосый, — ты заморишь свою семью голодом. Детишки будут голодать, муж будет слезно просить тебя приготовить ему хоть что-нибудь… хоть похлебку!

— Какую еще похлебку?

— Чесночную. Такую Папа Карло Буратино готовил, — проявил недюжинные познания в литературе ударник.

Естественно, Кея это развеселило.

— Когда муж появится, тогда готовить и научусь, — хмуро отвечала я двум весельчакам, которые, кажется, хотели сделать меня своей рабыней.

— Точно ничего нет? — решил самостоятельно обшарить холодильник и шкафчики Келла.

Вот что называется, воспитания — ноль.

— Приготовленного ничего… — Если за ближайшие пару часов эти ребята заставят меня почувствовать стыд еще за что-либо, я умру. Сколько можно меня шпынять?

— Точный адрес назови? — задал странный вопрос, который больше напоминал мне требование, Кей совсем не в тему.

Я назвала, не понимая, зачем это ему надо. Правда, спустя секунду до меня все же дошло.

— Хорошая идея, чувак, — воскликнул Келла, как дракон, пуская в воздух дым.

— Закажем пиццу, — решил за всех его светловолосый дружок и не дожидаясь, пока я начну возражать, вытащил из кармана джинсов свой телефон (теперь я могла хорошо его разглядеть и поняла, что в руках Кея был крутой смартфон не менее крутой фирмы) и позвонил в круглосуточную службу доставки пиццы.

Пока он что-то заказывал, Келла крутился рядом и выкрикивал что-то вроде «побольше бери!» или «хочу с грибами!». А как только лидер группы «На краю» положил смартфон на кухонный стол, ударник привязался к другу с одним-единственным вопросом:

— Скоро они там приедут? Когда они будут? Я жрать хочу!

Я почти что с умилением посмотрела на дурачка. Если вдруг какое-нибудь вселенское чудо соединит его с Нинкой, то из них получится просто отменная пара: они вместе будут уничтожать огромные запасы еды, а также взращивать чувство собственного достоинства, чтобы оно становилось все больше и больше. Да и общее количество головных тараканов эти двое смогут увеличить, просто общаясь друг с другом.

— Слушай, — смерил его усталым взглядом Кей, — сиди тихо.

Вот именно, у меня, между прочим, брат и сестра спят. Наверное. А может быть, подслушивают, но это уже не важно. Главное, чтобы не подглядывали. Не хочу, чтобы Нелли узнала в этих ребятах известных музыкантов, которым она со своими друзьями собственноручно устроила «стену памяти» в нашем подъезде.

— Я не могу тихо, я голодный! Если пиццу не привезут через минут десять, я съем ее, — схватил меня за плечо барабанщик и слегка потряс.

Вот у него ладони горячие, как печка, — их в этом смысле обычными назвать нельзя, не то что у некоторых. Я помотала головой — я что, теперь людей по температуре их рук буду различать?

— Отпусти ее, — зевнул Кей, — у тебя королева есть. Это мой завтрак.

— Да, точно. Ну, где моя еда?

А почему бы им не устроить завтрак где-нибудь у себя в квартирах? Чем им мой дом так понравился? Или им просто нравится изводить меня? А может быть, они дожидаются того счастливого момента, когда проснется Нинка? Все музыканты со странностями, это точно!

Пока мы ждали эту чертову пиццу, Келла опять успел закурить, а Кей заставил меня сварить ему в кофеварке кофе. Мне как гостеприимной хозяйке пришлось подчиниться. Он, наверное, думает: спас меня один раз, так теперь командовать мною можно будет всю вечность. А я ведь не Нинка, возражать не стала. Ну как моей подруге может нравиться такой противный, надменный Буратино с волосами неизвестно сколько раз крашенными-перекрашенными? И звездной болезнью он все-таки страдает, даже если и сделал вид, что надпись-признание в любви группе «На краю» его не заинтересовала, но меня-то не обманешь!

Звездная болезнь — штука страшная. Вот у моего папы есть один друг, писатель-фантаст с сумасшедшими глазами навыкате, которые чем-то напоминают рачьи. Из-за этого дядьке в далекой молодости дали кличку Краб. Сначала его вообще-то хотели прозвать Раком, но в их веселой компании один гражданин такое прозвище уже имел, поэтому остановились на Крабе. Так вот, этот фантаст лет пятнадцать клепал романы и повести, и были они настолько плохими, что их даже мой всеядный до искусства отец не мог прочитать до конца. Прочие же вообще счастливо засыпали на странице двенадцатой. Но однажды к Крабу на огонек и на стаканчик коньяка залетел муз совсем из другой оперы, то есть жанра. И всего за неполный месяц этот мужик написал повесть в стиле последних тенденций постмодерна, смешав в ней стихи и прозу. К огромной неожиданности как самого писателя, так его многочисленных родственников и друзей, а также редакторов и литературных критиков, книга оказалась едва ли не гениальной. Краб получил за нее кучу премий, постоянно осчастливливал своим присутствием популярные передачи и культурнозначимые мероприятия и всего за три года стал известным прозаиком. Но из более-менее нормального человека, чей уровень заскоков не превышал норму, Краб превратился в натурального безумца, помешанного на собственной популярности. Он так загордился, что с ним перестали общаться едва ли не все родные. А потом добрые врачи, к которым его уговорила пойти собственная мать, поставили диагноз: «мания величия». Краб полечился какое-то время, стал получше, но до сих пор молится сам на себя.