Фредрик пожал плечами, посмотрел на фьорд, покачал головой. Симон проследил за его взглядом, направленным на лес мачт в порту маломерных судов. «Маломерные» в наше время относится к судам, которые по размеру уступают фрегату.

– Тебе известно, что человек, сознавшийся в убийстве девушки и осужденный за него, сбежал из тюрьмы?

Фредрик вновь покачал головой.

– Приятного завтрака, – сказал Симон.

Симон стоял, облокотившись на стойку раздевалки в художественной галерее в Хёвикоддене. Все было изогнутым. Все было функциональным. Даже стеклянные стены, разделяющие помещения, были изогнутыми и, возможно, функциональными. Он смотрел на Эльсе. Эльсе смотрела на Шагала. Там, в зале, она казалась очень маленькой. Меньше, чем фигуры Шагала. Может, все дело было в изгибах, может, в оптической иллюзии комнаты Эймса.

– Значит, вы поехали к этому Фредрику только для того, чтобы задать один-единственный вопрос? – спросила Кари, стоявшая рядом с ним. Она прибыла в галерею через двадцать минут после его звонка. – И вы говорите, что…

– Что я знал: он в любом случае ответит «нет», – сказал Симон. – Но я должен был его видеть, чтобы понимать, врет он или нет.

– Знаете, несмотря на то что телесериалы утверждают совершенно иное, очень сложно определить, врет кто-то или нет.

– Дело в том, что Фредрик не «кто-то». У меня есть опыт выслушивания его лжи, я знаю, как он врет.

– Значит, этот Фредрик Ансгар – заведомый лжец?

– Нет. Он врет по необходимости, а не потому, что склонен к этому или любит это делать.

– Ну ладно. А откуда вы это знаете?

– Я этого не понимал, пока мы в Экокриме не начали работать над одним большим делом о недвижимости.

Он заметил, что Эльсе растерянно оглядывается по сторонам, и громко кашлянул, чтобы она смогла сориентироваться и понять, где он находится.

– Доказать, что Фредрик врет, было трудно, – продолжал Симон. – Он был нашим единственным экспертом по бухгалтерии, и нам было трудно проверить все, что он говорил. Все началось с мелочей и случайностей, которые в сумме стали немного подозрительными. Он перестал рассказывать нам о ходе дела или же напрямую дезинформировал. Подозрения зародились только у меня одного. И постепенно я научился распознавать, когда он лжет.

– Как?

– Да очень просто. Голос.

– Голос?

– Когда врешь, то задействуешь свои чувства. Фредрику прекрасно удавалось врать при помощи слов, логики и языка тела. Но голос был единственным барометром чувств, который он не мог контролировать. Ему не удавалось сохранять естественный тон, у него появлялся как будто лживый акцент, и он сам его слышал и знал, что это может его выдать. Поэтому, если ему задавали прямой вопрос, на который он должен был ответить очевидной ложью, он не полагался на свой голос. В таких случаях он обычно отвечал кивком или покачиванием головы.

– И вы спросили у него, есть ли какая-либо связь между Калле Фаррисеном и Иверсенами.

– Он пожал плечами, как будто не знал.

– Значит, солгал.

– Да. И он покачал головой, когда я спросил, знает ли он о побеге Сонни Лофтхуса.

– Разве это не слишком просто?

– Да, но Фредрик – обычный человек, который просто знает таблицу умножения лучше других. Слушай, я хочу, чтобы ты сделала вот что. Проверь все приговоры Сонни Лофтхуса. Посмотри, проходили ли по его делам другие подозреваемые.

Кари Адель кивнула:

– Прекрасно, а то у меня не было планов на эти выходные.

Симон улыбнулся.

– То дело в Экокриме, – сказала Кари. – О чем оно было?

– Мошенничество, – ответил Симон. – Неуплата налогов, большие деньги, известные имена. Дело было в такой стадии, что могло затронуть как бизнесменов, так и политиков, и нам казалось, что оно могло привести к человеку, стоявшему за всем этим.

– И это был?

– Близнец.

Кари как будто передернуло.

– Удивительное прозвище, должна сказать.

– Не настолько удивительное, как его история.

– А вам известно его настоящее имя?

Симон покачал головой:

– Ходят слухи о нескольких именах. И вариантов так много, что он полностью анонимен. Когда я начинал работать в Экокриме, я по наивности полагал, что крупная рыба видна лучше других. Правда же такова, что видимость обратно пропорциональна размеру. Поэтому и в тот раз Близнец ускользнул. Из-за вранья Фредрика.

Кари медленно кивала.

– Вы думаете, что Фредрик Ансгар мог быть кротом?

Симон уверенно покачал головой:

– Фредрик еще не начал работать в полиции, когда там появился крот. Он был более мелким кирпичиком. Но, ясное дело, он мог нанести ущерб, если бы ему позволили двигаться дальше. И я остановил его.

Кари удивленно посмотрела на него:

– Вы сдали Фредрика Ансгара начальнику полиции?

– Нет. Я сделал ему предложение. Либо он тихо и мирно уволится, либо я отнесу то немногое, что у меня есть, куда надо. Материалов едва ли хватило бы на то, чтобы возбудить дело или уволить его, но их было достаточно, чтобы подрезать ему крылья и затормозить карьеру. Он согласился на мои условия.

На лбу Кари проступила вена.

– Вы… Вы просто дали ему уйти?

– Мы избавились от гнилого яблока, не ткнув полицию лицом в грязь. Да, я дал ему уйти.

– Но ведь таким людям нельзя позволять вот так просто уйти.

Он слышал негодование в ее голосе. Прекрасно.

– Фредрик – это мелкая рыба, и он в любом случае ускользнул бы. Ему даже не удалось скрыть, что сделка его более чем устраивает. И теперь он чувствует, что должен мне услугу.

Симон посмотрел на нее. Конечно, это было задумано как провокация. И она отреагировала. Но похоже, ее увлеченность уже прошла. Теперь она, видимо, думает, что нашлась еще одна причина уйти с этой работы.

– А что за история связана с кличкой Близнец?

Симон пожал плечами:

– У него был однояйцовый брат-близнец. Когда ему было одиннадцать лет, две ночи подряд ему снилось, что он убил своего брата. И он подумал: раз они однояйцовые, то логично предположить, что и его брату снится такой же сон. А посему вопрос был только в том, чтобы опередить брата.

Кари посмотрела на Симона.

– Опередить брата, – повторила она.