том, чтобы добраться до неё, если не умеешь лазать как лесные люди. Обойдя шалаш, знаток церемоний обнаружил ещё один маленький люк, через который можно было справить нужду, небольшое ведро для сбора дождевой воды и старое одеяло. Ни одна из этих деталей не говорила, было ли помещение тюрьмой, или обычным домом мохнатых островитян.

Смирившись с тягостным чувством неизвестности, Тукуур скинул сандалии и лёг на циновку подальше от жаровни. В его голове один за другим всплывали вопросы, тяжёлые и бессвязные, как обросшие водорослями брёвна в Великой Реке. Что ждёт его родителей, оставшихся во власти Ордена в Бириистэне? Кто следил за ним на берегу? Что сделают с ним заговорщики? Удастся ли ему ещё раз увидеть светящийся шар? Последняя мысль была особенно навязчивой. Тонкие светящиеся прожилки камня вновь и вновь вставали перед внутренним взором шамана. Казалось, стоит коснуться их, и тупая боль, сыромятным ремнём сдавливающая его голову, отступит. Вот бы ещё раз поговорить с Иланой! Но даст ли она ему камень хотя бы на время? Дочь плавильщика явно не доверяла шаману, и странная просьба могла только усилить её подозрения.

Мысли утомляли, хотелось спать, но плечи ныли всё сильнее, не давая забыться. Тукуур попытался помассировать их, и ощутил сквозь плотную ткань кафтана жар и покалывание, как будто он поймал грозового угря. Мышцы отозвались на надавливание острой болью. Это было совсем не похоже на болотную хворь. Шаман с усилием приподнялся, скатал валиком одеяло и подложил его под голову. Это немного облегчило боль, и он прикрыл глаза, прислушиваясь к биению собственного сердца. Впервые за эти полные опасностей дни он ощутил не испуг, быстрый и горячий как удар молнии, а тоскливый страх медленной смерти. Жар быстро усиливался и, когда один из мохнатых охранников наконец принёс Тукууру еду, тот едва смог слабым голосом пробормотать что-то про Илану и камень. Исполненный мрачной уверенности, что охранник его не понял, шаман кое-как снял тяжёлый кафтан и, закутавшись в старое одеяло, провалился в липкое забытьё.

Сон вернул его в окутанный туманом двор Прибрежной Цитадели. Тукуур брёл по нему, осторожно переступая через обломки камней и панцири разбитых крабов. Туман был холодным и вязким как кисель, и шаман раздвигал его руками словно лягушка, плывущая в глубине пруда. Он стремился вновь попасть в сердце скалы, но очертания предметов расплывались, а у Тукуура не было сил удерживать их на месте. Он хотел бы лечь и заснуть внутри сна, и только смутное чувство долга тянуло его вперёд, через грязь и вонь Свиного переулка, по узким карнизам старой крепости Бириистэна, вверх по скалам острова Гэрэл и снова вниз, сквозь давящие затаившимся ужасом подземелья, где полукруглые комнаты с мерцающими в стенах кристаллами-звездами сменялись тюремными камерами, поросшими склизкой плесенью. "Это болезнь не хочет выпускать меня", — понимал Тукуур и упорно пробирался вперёд, к сияющему во мгле дереву. Туман пытался остановить его, сплетаясь в призрачные жгуты, спутывая руки и ноги. Шаман барахтался в нём как муха в паутине, разрывая путы ногтями и зубами, протискиваясь между ними как древесный кот. Не выдержав яростного натиска, призрачная завеса с усталым треском поддалась, пропуская Тукуура на изнанку бытия.

Там, во тьме его подсознания, мягко сиял прозрачный кокон-саркофаг. Тукуур не видел ни разбитой колонны, ни стен пещеры, ни туннелей в них. Только налетал откуда-то порывами сквозняк, то и дело задевая шамана холодными крыльями. Внутри прозрачной скорлупы саркофага бурлило облако из множества светящихся серебристых пылинок. Казалось, холодный ветер проникает сквозь преграду и заставляет светящийся туман колебаться, закручиваться канатами и кольцами, оседать на стенках и гаснуть. Пылинки меркли одна за другой, открывая взгляду шамана силуэт девушки в струящихся белых одеждах. Бледное лицо Айяны было удивительно спокойным, чешуйки на лбу и висках срослись в ажурный серебряный венец, украшенный капельками аквамаринов. Глядя на этот образ, величественный и прекрасный как сияние Верхнего мира, Тукуур понял, что именно ради такого преображения колдунья проникла на запретный остров. Но память подсказывала, что итог был другим. Наяву жидкость в саркофаге была белёсой и мутной как морская плесень, и в ней плавал лишь изъеденный неизвестной кислотой скелет.

Шаман коснулся прозрачной стенки, ощутив пальцами неожиданное тепло. Силуэт Айяны рассыпался на десятки ярких звёзд, из которых соткалось сияющее дерево. Яркий свет ударил по глазам Тукуура, и он проснулся. Старое одеяло, которому в видении шамана явно досталась неблагодарная роль тумана, лежало рядом, смятое и порванное. Жар отступил, но Тукуур сильно вспотел и замёрз. Мышцы затекли и болели так, будто он целый день таскал камни, а гулкая тяжесть в голове напоминала о дневной лихорадке, но Тукуур чувствовал, что худшее уже позади. Он осторожно повернул голову в сторону жаровни и с удивлением увидел Айяну, сидящую на одном из обтёсанных пней. Прозрачные кристаллы-чешуйки на её лбу мерцали в такт ударам сердца шамана. Девушка ободряюще улыбнулась и приложила палец к губам. Знаток церемоний успел заметить как блеснул полированным серебром её ноготь, когда образ колдуньи расплылся, и из него возникло напряжённое лицо её старшей сестры.

— Ты многое скрыл от нас, — обвиняющим тоном сказала она.

Тукуур с усилием сел на постели. "Что именно?", — хотел спросить он, но горло пересохло, и шаман подавился кашлем. Во взгляде Иланы мелькнуло сочувствие, но лицо осталось непроницаемым, а в голосе зазвенела сталь.

— Ты сказал, что Улагай Дамдин надел на тебя один из своих браслетов, подчиняющих разум, но на твоих плечах я вижу следы от двух. Ты якобы помог Холому разоблачить его отца, но тот, вместо казни, отправил тебя на остров Гэрэл к своим братьям по Ордену. Ты будто бы смог удержаться на спине черепахи, но мы оба видели её гладкое тело. Что на самом деле случилось в Бириистэне, Айсин Тукуур? Когда и как на самом деле ты попал на остров Гэрэл? Что такое светящийся шар и как ты связан с ним? Не отрицай, что тебе стало плохо, когда я отняла его. Камень же почти угас, но теперь, рядом с тобой, снова разгорелся. Что всё это значит?

Шаман судорожно перевел дух, пользуясь паузой, которую подарил ему кашель. Мысли после сна ползали медленнее садовых улиток. Какая-то часть его хотела разбить стену недоверия, рассказав всё без утайки, но перед глазами ещё висел предупреждающий жест призрака.

— Если ты считаешь меня шпионом Ордена, то позволь спросить: каково твоё место в плане отца? — сухо ответил знаток церемоний. — Знала ли ты, что он планировал самоубийство? Что Улан Баир собирался