шагом вырывал ногу, словно молодое деревцо, и, несмотря на это, пел задорно, громко и невнятно — Мезенцов разобрал только фразу: «Ой, други, ой, милые, кистеньком помахивая». Огромный рост и черная курчавая борода, закрывавшая до половины его грудь, делали его похожим на крылатых полулюдей-полубыков Ассирии. Он не удостоил взглядом ни чайную, ни стоящую перед ней группу и уже прошел, когда Митя крикнул ему:

— Зайди, дядя, что тебе по грязи шлепать, посушись.

— А для ча? — повернулся тот, и Мезенцов увидел грозные светлые глаза, как у полководца в решительный час генерального сражения. — Что я, баба, чтобы дождя бояться?

— На бабу ты действительно не похож, — критически оглядывая его, сказал Митя, — а так зайдешь, расскажешь что.

— Некогда мне со всякой шушерой язык трепать, — последовал грубый ответ, и прохожий, увязнувший благодаря остановке почти по пояс, рванулся, словно лошадь от каленого железа, и действительно вырвался.

— Водки выпьешь, — крикнул ему вдогонку Митя, который не любил отказываться от своих прихотей.

— Ставишь?

— Ставлю.

— Четверть?

— Куда тебе, облопаешься.

— Не твоя печаль.

И прохожий, не обтерев ног, похожих от налипшей грязи на слоновьи, вошел в чайную.

19. Девкалион

Прикованный к скале Прометей имел сына, царствовавшего в Фессалии. Его звали Девкалион.

В это время люди с помощью Прометеева огня принялись за дела, которые не могли нравиться Зевсу: осушали моря и, когда небо покрывалось густыми солеными облаками, строили такие огромные башни, что они мешали земле крутиться вокруг солнца, заставляли слушать себя всех зверей, не только ручных, но и диких. Набожный Девкалион много раз пытался останавливать их, но они в ответ только грозили ему и даже хотели прогнать. Наконец, совсем огорченный, он пошел посоветоваться с отцом. Прометей со своей скалы видел много из того, что делается на небе, да и орел не только клевал его печень, а нет-нет, и рассказывал, о чем подумывает Зевс. Карабкаясь по отвесным скалам, Девкалион услышал пенье, которым узник коротал свое время. На этот раз он пел:

Гибель близка человечьей породы,

Зевс поднимается ныне на них.

Рухнут с устоев шумящие воды,

Выступят воды из трещин земных.

Смерти средь воя и свиста и стона

Не избежит ни один человек,

Кроме того, кто из крепкого клена

Вовремя выстроит верный ковчег.

В этот миг мелькнула широкая тень, это орел яростно бросился на поющего, он не любил мелодии человеческого голоса. Девкалион не стал дожидаться и, поспешно спустившись, направился к себе. Но когда он собрал своих подданных и приказал им выстроить кленовый ковчег, они подняли его насмех. «Строить надо из камня и железа, — говорили они, — а деревья годны лишь для того, чтобы гулять между ними весной, а зимой топить ими печи». А в рассказ о приближающемся потопе и вовсе не поверили.

Н. Гумилев

Другие редакции и варианты

В данном разделе помещаются все варианты прозаических произведений Гумилева, зафиксированные по его прижизненным публикациям и сохранившимся автографам.

Варианты приводятся согласно порядку строк в основном тексте произведения. Под номерами строк в левой колонке указывается источник варианта, оговоренный в комментариях. Если он не указан, это означает, что источник тот же, что и для предыдущего фрагмента.

Если текст ранней редакции коренным образом отличается от окончательного, он воспроизводится целиком.

5

вместо 1–5, автограф

Золотым ослепительным полднем въехало семеро рыцарей крестоносцев в узкую пустынную долину восточного Ливана. Солнце метало разноцветные лучи, страшные как стрелы неверных, кони были измучены долгим путем над обрывами и могучие всадники еле держались в седлах, изнемогая от жажды и зноя. Знаменитый граф Кентерберийский Оли-

7

девушки ошеломленные неистово пряным и томящим индийским вет-

9–11

сознавая, что уже не подняться им больше и не сесть на коней, и что жажда, подобно огненному дракону, свирепыми лапами став им на грудь, разорвет им пересохшее горло. И лежали, покорные.

14–16

братья во Христе, восемь дней, как, отстав от нашего войска, мы блуждаем одни, и два дня тому назад мы отдали последнюю воду нищему прокаженному близ высохшего колодца Мертвой Гиены. Но если мы

20

чий кустарник, и один за другим стали подниматься его товарищи,

вместо 22–23

вином в голубых изукрашенных залах византийского императора.

между 23–24

абзац отсутствует

24–35

И странно, и страшно было бы на душе одиноких пилигримов или купцов из далекой Армении, если бы случайно проходящие, увидели они семерых безвестно умирающих рыцарей и услышали бы их покорное тихое пенье.

Но внезапно слова их гимна прервал приближающийся топот коня, звучный и легкий, как звон серебряного меча у пояса архистратига Михаила. Нахмурились строгие брови молящихся, и их души, уже склонившиеся в мягкие сумерки смерти, омрачились при мысли о ненужной встрече. Перед ними на повороте ущелья появился неизвестный рыцарь, высокий и стройный, красиво-могучий в плечах, с опущенным забралом, над которым свивались страусовые перья, и в латах чистого золота, ярких, как блеск звезды Альдебаран. И конь золотистой масти дыбился и прыгал, и еле касался копытами мертвых утесов.

между 35–36

абзац отсутствует

между 39–40

абзац отсутствует

40

Одетый в золото осадил коня и наклонил копье как бы перед началом

43

нул слова, издавна принятые на турнирах:

47–49

Неожиданный подул откуда-то ветер, принеся освежительную прохладу, внезапно окрепли мускулы досель бессильных рыцарей, и огненный дракон жажды перестал терзать их горло, сделался совсем

вместо 51

таились мохнатые тарантулы и смертельно жалящие скорпионы.

вместо 58–60

молодое лицо красоты совершенной, глаза, полные светлой любовью, щеки нежные, немного бледные, алые губы, о которых столько мечтала Святая Магдалина, и золотистую бородку,

между 61–62

абзац отсутствует

вместо 63–67

чить их страдания и разделить забавы, хотя мистический восторг и захватил их души, повлек их к доныне неизвестным путям.

Так ураган в открытом море схватывает беспечных искателей жемчуга, чтобы, повертев их, оробелых, среди изумрудных брызг и клокочущей пены, бросить потом на отлогий берег Островов Неведомого Счастья.

Полные чувством благоговения и таинственной любви к своему против-

вместо 69–96

Первым вышел для борьбы герцог Нотумберлендский, но не помогли ему ни руки, бросавшие на землю первых силачей, ни очи, для которых надменные дамы при дворе веселого короля Ричарда одевали свое юное тело в дорогие шелка. Он был выбит из своего узорного седла и покорно отошел в сторону, удивляясь,