– Я тоже буду помнить тебя, Головастик, – обещал Мойше. – Постарайся поймать эти мысли, когда я уйду из своей мечты.

Он рванул выключатель выхода.

Клара и Ганс решили, что у него болевой приступ, и хотели сделать второй укол, но он их оттолкнул. Слезы лились – он не пытался их сдержать. Потом обнял Клару.

– До свидания. – Он крепко пожал руку Ганса. – Мне вас обоих будет недоставать.

Они смотрели ему вслед, когда он, сгорбившись и шаркая, выходил из сектора контакта в последний раз.

И дни прошли. И часы почти исчерпались. Они кончались, а он все еще не связался с Киндервоортом, и даже храбрости ему не хватало осознать, чего же он хочет. Пока он спал, «Данион» вышел из гипера, готовясь выпустить сервисные корабли.

Звездные рыбы и акулы будут кружиться возле остатков траулерного флота. Головастик увидит стальную иголочку, которая унесет бен-Раби прочь навеки.

Он лежал в койке и вспоминал вечерние истории в детском саду, когда он был малышом. Во всех этих сказках были герои, не знавшие нерешительности, никогда не ведавшие страха. Но все они были родом из дальнего и, возможно, не настоящего прошлого.

А в нынешней калейдоскопической вселенной мало было места для уверенных в себе типах вроде Мауса. Умение бояться было важно, чтобы выжить.

Часто Мойше задумывался, так ли на самом деле хладнокровен Маус, как кажется. Что-то же должно волновать его, кроме взлетов и посадок.

Через два часа сервисный корабль уйдет на Карсон. И что он может сделать? Что он должен сделать? Он знал, чего хочет он, знал, чего хочет Эми, но все еще болтался между старой и новой преданностью. Выдать секреты Бюро ради личного счастья – это, как он ощущал, значило бы предать самого себя.

Кажется, он, избавившись от прежних призраков, набрал на их место шайку новых. Но в этих хотя бы было больше смысла.

Оставшееся время сжалось до одного часа. Вещи уже были упакованы. Он метался по каюте, как зверь по клетке, не в силах остановиться. А Эми сидела неподвижно на своей койке, попеременно замолкая или обрушивая на него словесные нападения. Он должен был выбраться, должен был уйти…

Он пошел искать своего напарника. Может быть, Маус поможет. У паранойи есть свои достоинства.

С тех пор, как бен-Раби начал обучение на телетеха, они почти не виделись.

Маус открыл дверь и приятно удивился. Первое, что он сказал, было:

– Я как раз собирался пойти тебя поискать. – Одна его рука дрожала. – Хочешь сыграть партию, пока мы ждем?

– Давай.

Это могло быть на пользу обоим. Партия-другая могла бы привести их в норму.

– Как Эми это все воспринимает?

– Как нормальный член команды. Штурмовой команды десантников.

Маус был на жутком взводе. Дрожь его была связана не только с поврежденной рукой. Мойше не обратил внимания. Обычные его предполетные судороги.

– Ты слыхал, чего я нашел? – болтал Маус. – Годами за ней гонялся. И нашел у одного из наших ребят; он ее носил на счастье.

Он показал древнюю бронзовую монету с дырой в середине. Бен-Раби с одного взгляда увидел, что монете не меньше двух тысяч лет, восточная, в хорошем состоянии, но относительно нередкая. Уж точно ничего особенного. Возбуждение Мауса начинало вызывать недоумение.

– Ничего, вполне. Эми воспринимает все это куда хуже, чем я ожидал. – Он снова посмотрел на монету, потому что Маус все время тыкал ею ему в лицо. – Ты уверен, что это не подделка?

– Она это переживет. С ними всегда так, если ты их любил как надо. Нет, это не подделка. – Маус был чем-то явно разочарован. – Бери себе белые.

Во время своего почти ритуального дебюта бен-Раби попытался начать обсуждение своей проблемы:

– Маус, я хочу остаться.

Маус посмотрел на него странным взглядом, будто бы со смешанным чувством, будто бы он этого ожидал, но надеялся на другое. Нервно потрогав свою монету, он ответил:

– Поговорим после игры. Как ты насчет выпить? У тебя такой вид, будто бы распадаешься на винтики.

Человеку, которому предстоит ускорение и временная невесомость, напиваться не стоит, но бен-Раби согласился. Ему это было нужно. Маус подошел к ящику и вытащил бутылку какой-то готовой смеси. Пока он вытаскивал стаканы, бен-Раби осмотрел каюту. Почти все, что носило отпечаток личности Мауса, исчезло – все памятные безделушки, которые превращали это место в дом. Все, кроме неизменного набора шахматных фигур.

Один стакан разбился. Маус выругался, собрал осколки, выругался еще раз, когда порезался.

– Какого черта их не делают из пластика?

– А ты бы брал их здоровой рукой, – посоветовал бен-Раби и увидел, почему он этого не делал. Здоровой рукой Маус заливал какой-то смолой жучка, подсунутого Безопасностью.

Он принес выпивку, и они стали играть дальше. Партия вышла затяжная. Маус был не в форме, и каждый ход ему приходилось тщательно обдумывать. И все это время он вертел в пальцах свою монету, будто хотел стереть ее начисто до посадки в служебный корабль.

Бен-Раби допил свою порцию и еще несколько, ощутил некоторое успокоение и отключение от того, что волновало его ум. Он увлекся игрой. Впервые инициатива была у него. Маус, несмотря на свою задумчивость, играл отстраненно и невнимательно.

И вдруг Маус быстро сделал серию резких ходов. Бен-Раби потерял ферзя и…

– Мат!

И алкоголь уже не помогал. Поражение – такая мелочь, но такая неизбежная, вдруг стало аналогом всей жизни бен-Раби. И депрессия его усилилась.

Секундой позже, складывая фигурки в ящик больной рукой, Маус сказал:

– Я их оставил сверху, чтобы можно было играть по дороге домой. Но ты говоришь, что хочешь остаться.

– Да. Вот поэтому я тебя и…

– И этого я и боялся.

Маус повернулся. Вертел руками он не бесцельно. В здоровой руке его было зажато оружие звездолова, вынесенное из каюты Марии.

– Тебе следовало бы догадаться, Мойше. Нужно было тебе пойти к Киндервоорту. – Маус доигрывал игру до конца. – Колеса внутри колес, как ты сам знаешь. Мы все еще работаем на Бэкхарта, и я не могу тебя просто так оставить.

Мойше подумал, что, может быть, он это и знал – в глубине души. Может быть, он и к Маусу пришел, чтобы тот принял решение за него.

– Психологи запрограммировали тебя стать перебежчиком. Чтобы ты мог попасть туда, куда не пустят меня. Может быть, они даже знали про Звездный Рубеж – я так думаю, судя по твоему видению с пистолетом.

Мойше взглянул на монету, которую держал Маус в поврежденной руке. Странно: он никогда не говорил, что хочет такую. Может быть, это был гипноключ. Может быть, он открыл в памяти Мауса всю картину задания.