Что, если Ханна спросила не о том, как спасти Винтер? Что, если она спросила о том, как остановить Ангру или как одолеть Распад? Может, ответ магии зависел от того самого вопроса? Что я должна быть готова спросить?

Я откидываюсь на подушки и чувствую, как в спину упирается шакрам. Дремота не берет меня в эту ночь, перед внутренним взором разворачиваются события прошедших недель. Я тянусь к магии. Мягко и осторожно касаюсь ее, возвожу между нами мост и на другой его конец посылаю одну-единственную мысль: «Какой вопрос будет правильным?»

В груди растекается прохлада, магия нежным откликом рисует на моем теле морозный узор. Когда она заговаривает, я снова будто слышу свой голос. Моя магия, как и магия ключа, использует мои собственные эмоции и наполняет меня знаниями так, словно они всегда были со мной. Во мне рождается и укрепляется настойчивая мысль, которая убаюкивает меня, погружая в сон:

«Я сама пойму какой, когда буду готова его задать».

* * *

На следующее утро Хенн отправляется в Винтер. К великому облегчению, я узнаю, что мне не нужно готовиться к подписанию мирного договора Терона: Жизель отказалась подписывать его, «пока это не сделает другое королевство Гармонии». Она заявила об этом, проигнорировав тот факт, что договор уже подписан Корделлом.

Из-за этой размолвки между Якимом и Корделлом наше пребывание в Путнаме стало более чем неловким. Терон без всяких уговоров согласился отбыть в Вентралли, и через несколько дней мы снова отправляемся в путь. Я знаю, Терон надеется на то, что король Вентралли подпишет договор и это повлияет на Яким.

Наш караван покидает Ланглейсский замок, и я смотрю на Терона. Не считая короткого разговора о предстоящем путешествии, мы с ним практически не общались. И сейчас оба держимся рядом со своими людьми.

Терон оборачивается, почувствовав мой взгляд. Даже издалека я ощущаю тягостное напряжение.

Рядом со мной садится на свою лошадь Дендера. То, что они с Хенном наконец-то признались в своих чувствах, казалось само собой разумеющимся. В одну секунду они не были вместе, в другую — стали парой. Это было так правильно и так естественно, что никто и бровью не повел. И глядя сейчас на Дендеру, я словно вижу лишь ее половинку. Отношения и должны быть такими. Простыми и ясными. Я хочу, чтобы у меня было так же. Хочу смотреть на кого-то и знать, что наши нужды, желания и помыслы едины.

Поэтому я не смотрю на Терона, а поворачиваюсь к Нессе, лишь бы не встречаться с ним взглядом. Через пару секунд я чувствую, как он отворачивается.

* * *

Ринтиро — столица Вентралли — расположен севернее Якима, всего лишь в полудне езды от него. Все рассказы Генерала об этом королевстве крутятся вокруг любви его подданных к искусству. С его помощью они в красках передают жизнь и красоту, боль и несовершенство. Их накопитель подчиняется мужской линии крови. Это серебряная корона, которая принадлежит нынешнему королю Джессе Донати. Ему сейчас чуть больше двадцати лет. Его жена Раэлин родила ему троих детей — двух дочерей и одного сына. Самому старшему ребенку еще нет и трех лет. Или король с королевой так сильно любят детей, или пытались как можно быстрее родить наследника. Скорее всего, верно второе.

Тяга вентраллианцев к прекрасному становится очевидна, когда мы на закате достигаем Ринтиро. Закатное солнце украшает этот город, как звезды украшают ночное небо.

Мы пересекаем череду холмов — границу между Якимом и Вентралли — и спускаемся в долину. Город, похожий на драгоценный камень, виден как на ладони.

Ринтиро изгибается полумесяцем узких и длинных гор и прямыми линиями причалов, выступающих над водами Лэнгстоуна. Все это венчают темно-синие небеса. В воздухе стоит прохлада весенней ночи. Улицы окутаны мягкими золотистыми лучами светильников или фонарей. Ничего похожего на яростное пламя саммерианских костров или ровный свет якимианских сфер.

Четырех- и пятиэтажные здания льнут друг к другу, поражая воображение буйством цвета и красок. Синева будто взята прямо из реки Лэнгстоун, яркий пурпур похож на румяна придворной дамы, а нежно-персиковым тонам позавидовал бы любой владелец фруктовых садов. Между домами рассыпано не меньше дюжины гильдий — их стеклянные купола отражают несравненную красоту ночного неба.

Все строения будто ровно и спокойно дышат, мерцая и трепеща в золотистом свечении. Подъезжая к городу, я тоже делаю глубокий вдох. Вентралли отличается от других виденных мной королевств своим спокойствием. Дорога не забита крестьянами, возвращающимися с работы, в небольших деревеньках, встречающихся по пути, нет ни грязи, ни гнили, ни нищеты. Все вокруг выглядит таким, каким и должно быть, — красивым и цельным. Тут всем дорожат.

Наверное, поэтому Ноум связал себя с Вентралли, женившись на матери Терона. Пусть Корделл и имеет много общего с Якимом, но, пробыв в Вентралли менее часа, я ощущаю здесь дух Корделла.

Проехав по извилистым улицам Ринтиро, мы углубляемся в густой лес, живой стеной окружающий дворец. Дворец, как и город, совершенно безмятежен и погружен в сон. Конюхи забирают наших лошадей, а слуги разводят нас по комнатам. Оставшиеся ящики с драгоценными камнями убраны и заперты.

Похоже, на всех подействовала умиротворенность Ринтиро. Мы без лишних разговоров забираемся в постели и засыпаем, окутанные отблеском звезд.

«Сила вещей сокрыта», — гласит крупная витиеватая надпись на дверях в тронный зал дворца Донати.

Я стою напротив белых вычурных дверей, дивясь обилию серебристой лепнины и крошечных сапфиров.

— Ты уверена, что это необходимо? — спрашиваю я, касаясь маски на своем лице.

— Тебе она не нравится? — Дендера трогает собственную маску на пол-лица с маленькими хрустальными снежинками вокруг глаз.

Вентраллианские слуги снабдили нас множеством масок, подходящих для каждого королевства. Они всегда держат их про запас для чужеземных гостей. Слуги пришли в восторг оттого, что кто-то наконец наденет винтерианские маски — десятилетиями те выступали лишь в качестве расставленных на полках красивых украшений.

Коналл с Гарриганом, неизменно сопровождающие меня, без роптаний надели свои простенькие маски, белоснежность которых не выделяется на фоне их светлой кожи и волос.

— Не в этом дело, — отвечаю я. — Просто не вижу в них необходимости. Мы же не вентраллианцы.

Дендера улыбается, но по выражению ее лица непонятно, что она чувствует.

— Это дань уважения их культуре. К тому же если мы не будем следовать вентраллианским ритуалам, то они, скрывая лица за масками, будут обладать перед нами преимуществом.

Я ловлю свое отражение в одном из позолоченных зеркал на стене коридора. Дендера выбрала для меня маску в виде половины снежинки, прямые линии которой естественным образом создают прорези для глаз и узором расходятся вокруг лица. Она завила мои длинные белые волосы локонами и оставила их распущенными. А когда служанка предложила нам коллекцию платьев и туфель вместо моих заношенных или недошитых нарядов, Дендера чуть не прослезилась от счастья.