- Эй, Джорди, беги, скажи Элексу, чтобы он сходил в аптеку... - Затем громко. - Присядьте доктор, я через минуту буду к вашим услугам.

В Ноттингеме Эндрью порадовал трезвенников-санитаров, сказав им, что холодный чай - лучшее укрепляющее, чем брэнди. В других местах он оказывался горячим поклонником виски. Но в большинстве случаев он выполнял свою задачу с устрашающей добросовестностью. Они с Кристин снимали комнаты в каком-нибудь удобном центре, и отсюда Эндрью объезжал район в своем автомобиле. Пока он осматривал рудники, Кристин сидела где-нибудь и вязала. У них бывали приключения - обычно с квартирными хозяйками. Они заводили друзей - главным образом среди инспекторов копей. Эндрью ничуть не удивляло, что его миссия вызывала безжалостный смех у этих трезвых, скупых на слова людей. С сожалением приходится констатировать, что он смеялся вместе с ними.

В марте они возвратились в Лондон, продали автомобиль всего на десять фунтов дешевле, чем заплатили за него, и Эндрью засел писать отчет о своей работе. Он намеревался, так сказать, дать комитету товар за деньги, вылить на него целый ушат статистики, целые страницы таблиц и диаграмм, показывающих, как поднимается кривая бинтов и падает кривая лубков. Он решил (так он говорил Кристин) показать им, как добросовестно он выполнил задание и как блестяще все они тратили даром время.

К концу месяца, после того как он представил Джиллу схему доклада, он, к своему изумлению, узнал, что его вызывает доктор Бигсби в министерство торговли.

- Бигсби в восторге от вашего отчета, - говорил в сильном волнении Джилл, провожая Эндрью по Белому залу. - Мне, конечно, не следовало разбалтывать это, но... Это удачное начало для вас, мой дорогой. Вы понятия не имеете, каким влиянием пользуется Бигсби. Все управление заводами у него в руках.

Прошло немало времени, пока им удалось добраться до Бигсби. Пришлось просидеть с шляпами в руках в двух передних, раньше чем их пустили в кабинет. Там они, наконец, увидели доктора Бигсби, коренастого, приятного мужчину, полного суетливой энергии, в темносером костюме, таких же крагах и двубортном жилете.

- Присядьте, джентльмены. О вашем отчете, Мэнсон: я видел конспект и, хотя о нем еще рано судить, должен сказать, что он мне нравится. Высоко научный подход. Превосходные диаграммы. Как раз то, что требуется нам здесь, в министерстве. Так вот, поскольку вам поручено стандартизовать оборудование скорой помощи в рудниках и на заводах, вам следует ознакомиться с моей точкой зрения на этот вопрос. Прежде всего, я вижу из отчета, что вы рекомендуете бинты не шире трех дюймов. Я же считаю, что два с половиной дюйма - более подходящий максимум. Вы согласитесь со мной, не правда ли?

Эндрью злился. Может быть, в этом виноваты были краги.

- Я лично считаю, поскольку речь идет о рудниках, что чем шире бинты, тем лучше. Но я вообще не думаю, чтобы такая ерундовская разница имела какое-нибудь значение!

- Что? Как вы сказали? - Бигсби покраснел до ушей. - Разница не имеет значения?

- Никакого.

- Но неужели вы не видите... неужели не понимаете, что тут дело идет о принципе стандартизации? Если мы установим норму в два с половиной дюйма, а вы предложите три дюйма, могут возникнуть величайшие затруднения.

- Тогда я предложу три с половиной дюйма, - сказал хладнокровно Эндрью.

Доктор Бигсби так весь и ощетинился, явно обнаруживая готовность к бою.

- Ваша позиция в этом вопросе мне не совсем понятна. Мы годами добивались стандартной ширины в два с половиной дюйма. Разве вы не знаете, как это важно?..

- Еще бы! - Эндрью тоже вышел из себя. - Вы были когда-нибудь в шахтах? Я был. Я делал серьезную операцию, лежа на брюхе в луже, при одной рудничной лампочке, не имея возможности поднять голову, чтобы не удариться о кровлю. И я вам прямо заявляю, что все эти ваши кривлянья насчет полудюймовой разницы в ширине бинтов яйца выеденного не стоят!

Он вышел из здания министерства быстрее, чем вошел, а за ним Джилл, который ломал руки и причитал всю дорогу до набережной.

Воротясь к себе в кабинет, Эндрью, стоя у окна, сурово глядел на движение судов по Темзе, на кипевшие суетой улицы, мчавшиеся мимо автобусы, звеневшие по мостам трамваи, на прохожих, на весь этот пестрый поток бьющей ключом жизни. "Не место мне здесь, - подумал он в приливе нетерпения. - Мне надо быть там, там, на воле".

Эбби перестал посещать заседания комитета. А Челлис, пригласив Эндрью на завтрак, довел его чуть не до паники сообщением, что Винни усиленно хлопочет в кулуарах, желая навязать ему, Эндрью, исследование вопроса о мускульном утомлении раньше, чем он займется вопросом о силикозе. И теперь Эндрью размышлял с безнадежными потугами на юмор: "Если в довершение возни с бинтами мне навяжут еще и это, я с успехом могу стать постоянным посетителем Британского музея".

Возвращаясь домой из комитета, он поймал себя на том, что с вожделением поглядывает на медные дощечки на воротах тех домов, где жили врачи. Он останавливался, наблюдая, как какой-нибудь пациент всходит по ступеням, дергает звонок, как его впускают. Затем, в унынии продолжая путь, он рисовал себе все дальнейшее: вопросы врача, быстро доставшего стетоскоп, всю увлекательную процедуру постановки диагноза. Он тоже врач, не так ли? По крайней мере когда-то был им...

В таком именно настроении он как-то в конце мая шел по Окли-стрит около пяти часов вечера и вдруг заметил толпу, обступившую человека, который лежал на мостовой. В канаве у обочины валялся его сломанный велосипед, и почти на нем стоял задержанный грузовик.

Не прошло и пяти секунд, как Эндрью очутился посреди толпы и увидел пострадавшего, над которым хлопотал стоявший на коленях полисмен. Человек истекал кровью от глубокой раны в паху.

- Пропустите! Я врач.

Полисмен, безуспешно пытаясь приладить турникет, обернул к Эндрью разгоряченное лицо.

- Не могу остановить кровотечение, доктор. Слишком глубоко!

Эндрью видел, что турникетом здесь ничего не сделаешь: рана слишком высоко в подвздошной области, и кровотечение может оказаться смертельным.

- Встаньте, - сказал он полисмену, - и уложите его на спину. - Затем он нагнулся над раненым и, напружив мускулы, погрузил сжатую в кулак правую руку ему в живот, над нисходящей аортой. Нажав таким образом всей тяжестью своего тела на этот сосуд, он сразу прекратил кровотечение. Полисмен снял свою каску и отер лоб. Пять минут спустя прибыла карета скорой помощи. Эндрью сам отвез раненого в больницу.

На другое утро он позвонил туда. Дежурный врач ответил коротко, как обычно отвечают врачи в таких случаях:

- Да, да, ему лучше. Поправится. Кто говорит?

- Да так... - пробормотал Эндрью в автомат. - Никто.

"Вот это верно, - с горечью подумал он затем. - Именно никто, - не делаю ничего и никуда не двигаюсь".

Он крепился еще неделю, потом спокойно, без лишних разговоров, подал Джиллу для передачи совету заявление об уходе.