— Простите, но, боюсь, мое отчаяние безгранично.

Дом был поражен. Он ожидал чего угодно, только не этого.

— Ты любил моего отца? — осторожно спросил он.

— Да, чрезвычайно. — Файрхавен вновь заплакал.

Дом отошел в сторону, чувствуя, как сильно бьется сердце. Неужели Филип платил Файрхавену такой же сильной любовью? Налив в бокал щедрую порцию виски, Дом протянул его собеседнику. Мэтью охотно принял бокал и поднес к губам. Дом предложил ему сесть.

— Чем могу быть полезен?

Мэтью покачал головой, явно не в состоянии ответить сразу, но его глаза оценивающе скользнули по окружающей обстановке, что вызвало у Доминика какое-то неприятное чувство.

— Я просто хотел принести соболезнования семье. Такая трагическая потеря! Филип был слишком молод, чтобы умереть…

Дом сел, положив ногу на ногу.

— Мой отец так же любил тебя?

Мэтью закрыл глаза.

— Думаю, что да. Как тебе должно быть известно, он был очень осторожным человеком, предпочитавшим не выставлять напоказ свои чувства и мысли.

Дом кивнул.

— Он никогда не признавался в любви, но его поведение позволило мне верить, что он очень дорожил мною. И он знал о моих чувствах.

Дому стало жалко Мэтью Файрхавена.

— В конце концов, он оставил тебе все до единого пенса. — Но поступил ли Филип так для того, чтобы отблагодарить Мэтью или чтобы посмеяться над женой и сыном?

— Я равнодушен к деньгам, — вспыхнул Файрхавен.

Дом взглянул на него, решив, что тот лжет. Скорее всего, Файрхавен заранее знал о завещании, возможно, даже сам настоял, чтобы все имущество Филипа перешло к. нему.

Сейчас Мэтью Файрхавен смотрел куда угодно, только не на Дома. Молчание неприятно затягивалось.

Дом гадал, что же известно Файрхавену. Не пришел ли тот в Рутерфорд Хауз, чтобы шантажировать его?

— Как себя чувствует вдовствующая маркиза? — спросил наконец Файрхавен.

— Так, как и следовало ожидать в подобных обстоятельствах.

— Мне так жаль. — Мэтью сглотнул. — Я видел леди Клариссу, она красива и элегантна, но я понимаю, почему Филип презирал ее. У него, безусловно, была для этого веская причина.

Взгляды мужчин встретились.

— Наконец-то мы подошли к самому главному. — Дом выдавил улыбку.

Мэтью заерзал.

— Ты читал дневник?

— Нет, — солгал Дом. — А ты?

Файрхавен побледнел.

— Д-да.

Дом обхватил ручки кресла» затем резко поднялся.

— Если ты хочешь что-нибудь сказать, Файрхавен, то говори.

Мэтью также встал.

— Филип уверял, что ты ничего не подозреваешь.

Дом заставил себя выглядеть спокойным, опасаясь, тем не менее, что глаза выдадут бурлящий внутри гнев — и страх.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Но ты, разумеется, знаешь, что Филип ненавидел тебя и Клариссу?

— Разве?

Мэтью облизал губы.

— Где дневник?

— Его нет.

— Нет?

— Сожжен, — сказал Дом.

В больших глазах Файрхавена появилось странное выражение.

— Так что ты собирался сказать мне? — холодно спросил Дом.

— Я… ты знаешь, почему Филип ненавидел ее и тебя?

— Нет, — солгал Дом, чувствуя, как по щеке стекает капелька пота.

— Она… она предала его. С другим мужчиной, — выговорил Файрхавен. — Филип не смог простить ее.

— Моя мать отнюдь не первая женщина, которая завела любовника. Ты что, действительно думаешь, что я поддамся на шантаж? — резко спросил Дом. — Думаешь, высший свет обратит внимание на еще один адюльтер?

— Обратит. Если речь идет о далеко идущих последствиях, — хрипло произнес Файрхавен. Дом замер. — Я имею в виду право наследования титула.

На одно мгновение Дому показалось, что он теряет сознание, у него потемнело в глазах. Но когда он пришел в себя, то увидел, что стоит на том же самом месте, а Файрхавен в испуге пятится от него.

— Не бей меня, — прорыдал Мэтью Файрхавен.

— Я не заплачу тебе ни единого пенса! Понятно?

— Ты сошел с ума! — Глаза Мэтью расширились.

— Это будет твое слово — против моего. Против слов моей матери. Моего деда.

— Но у меня есть доказательства, — просипел Мэтью Файрхавен. — У меня есть письмо, которое Филип написал жене сразу после того, как узнал правду. Он никогда не отсылал его ей, но описывает там все подробности, за исключением того, кто твой настоящий отец.

Дом чувствовал, как земля уходит из-под ног, как рушатся его мечты и надежды. Прошлое исчезает, теряя смысл, а ему на смену приходит ужасающе пустое будущее.

— Убирайся! — коротко приказал он.

Весь день у него болело сердце. Врачи неоднократно предупреждали, что надо побольше отдыхать и отказаться от сигар и виски, которые он так любил. Ему исполнилось семьдесят четыре, и он понимал, что пора менять образ жизни. Рутерфорд даже подумывал передать титул герцога Доминику еще до своей смерти. Подобное случалось крайне редко, но было вполне возможно, если он действительно решит отойти от дел.

Он страшно устал. Ему было тяжело ходить, ездить на лошади, просто делать что-либо. Ему наскучили многочисленные приемы — теперь он всегда уходил с них одним из первых.

Но ведь он еще не умер, и его ум остался по-прежнему острым и цепким; он получал удовольствие от управления всем своим маленьким «королевством». Нет, пока жив он, пожалуй, не уступит свое место Доминику, несмотря на всю соблазнительность этой идеи. Глупо думать о смерти, но сегодня ему почему-то было особенно тяжело дышать. Он чувствовал такую усталость, что отказался от своих планов на день и отправился домой.

Войдя в особняк, он вдруг заметил, каким бледным и расстроенным выглядит дворецкий. Калдвел служил у него уже тридцать один год, с тех самых пор, как умер его предшественник, и герцог знал, что может во всем доверять старому слуге.

— Калдвел, что-то случилось?

— Боюсь, что да, ваша светлость.

Рутерфорд остановился, ощущая, как на виске забилась жилка. И воздух стал слишком тягучим.

— Что случилось?

— Здесь только что был Мэтью Файрхавен, сэр, и после этого маркиз ушел в библиотеку. Он был в таком состоянии… Таким я его никогда не видел. Думаю, он в шоке, сэр.

Глаза слуги и хозяина встретились, словно между ними происходил безмолвный разговор. Калдвел поступил на службу к герцогу как раз во время женитьбы Филипа на Клариссе.