себя глубоководной рыбой: пройдись по равнине океана самое страшное цунами — он бы его не заметил.

Зато падать было комфортно. Дна у колодца, судя по всему, не было, что следователя также вполне устраивало. Можно было расслабиться и ни о чем не думать, позволив силе притяжения или тому, что заменяло ее в этом, вне всякого сомнения, временном мире, тащить свое сознание в бездну с действительно большой буквы «Б», что Фигаро, не без удовольствия, и проделывал.

«Фигаро!»

Голос, казалось, раздавался со всех сторон сразу, будто на стенах колодца, в который рушился следователь, вдруг появились колдовские усилители от самурайского «Дома Трех Звезд». Говорил, конечно же, Вивальди — следователь сразу узнал его голос, несмотря на то, что здесь псионик, разумеется, просто думал, не открывая рта.

Следователь притворился, будто не  слышит.

«ФИГАРО!!!»

На этот раз сила зова была такой, что у следователя заболела голова. А как только она заболела, то сразу стало ясно, что она, эта самая голова, у него имеется. Как, в общем, и остальное тело тоже, поскольку голове нужно из чего-то торчать. А обладая телом спокойно падать куда-либо уже было нельзя: дремучий инстинкт заставлял мышцы сжиматься в страхе перед скорым ударом — того, что удара не будет, телу было не объяснить.

«Вивальди?‥ Чего Вам надо?»

«Извините, что мешаю расслабляться», — дрожащая полупрозрачная фигура Вивальди замаячила в сумраке перед Фигаро. «Но у меня к Вам срочное дело».

«А Вам, разве, не надо сейчас убивать этого Арчибальда? Или у вас перерыв на кофе?»

«Я этим и занимаюсь. Просто приостановил время. Это мой мир, в конце концов, в нем я хозяин. Вечность, секунда — какая разница?»

«Ваша?» — следователь, наконец, забеспокоился. «То есть…»

«Да. Этот псих Арчибальд теснит меня на всех фронтах. Мне нужна помощь, Фигаро. Ваша помощь».

«Помощь?! Но я не псионик, Вивальди! Чем я могу Вам помочь в Вашей же голове?!»

«Можете, Фигаро. Еще как можете. На Вас все еще действует эта дрянь, которую Вы принимали перед нашей беседой».

«Нет, не действует…»

«Действует, Фигаро. Еще как действует. Я не могу даже считать верхний слой Ваших мыслей, не говоря уже о каком-то там контроле».

«Хм… Тогда почему… Почему я вижу весь этот психоделический бред?»

«Потому что эта штуковина… препарат или что оно там такое… Как говаривал мой двоюродный брат, она «расширяет сознание». Сам он был путешественник и «расширялся» мексиканскими кактусами… Но мы отвлекаемся. Помогите мне, Фигаро. Иначе…»

«Иначе — что?»

«Иначе мне каюк». — Силуэт Вивальди издал что-то, похожее на вздох.

«Ну-у-у… И что от меня требуется?»

«Просто Ваше согласие. Остальное я сделаю сам».

«Ладно. Хорошо. Только…»

«Спасибо!»

…Реальность сделала очередное сальто и вытянулась гигантской рогаткой. Следователь почувствовал, как вектор приложения силы одним махом изменился — теперь мир вокруг натягивался, подобно грандиозных размеров самострелу. И Фигаро, запоздало ужаснувшись, понял, что заряжен в этот самострел он сам.

Препарат Сальдо все еще действовал. И Вивальди никак не мог получить контроль над разумом следователя.

Никак — за исключением одного-единственного случая: если Фигаро сам не снимет с себя защиту. Что он только что и проделал.

«Вот ведь черт!», — испуганно подумал следователь. «Если он захочет меня прихлопнуть, то я уже труп. Остается надеяться на честность Вивальди… О, да, как звучит: «честность псионика в розыске…»

Рогатка распрямилась и выстрелила его в темноту.

Все произошло настолько быстро, что Фигаро даже не успел испугаться.

Вот он с грохотом и свистом летит сквозь раскаленный мрак, а в следующий миг он ударился обо что-то, похожее на холодную и липкую живую темноту.

И пробил ее насквозь.

Вселенная разлетелась в клочья. Следователя вышвырнуло обратно в привычный мир, где мягкий вечерний свет красиво ложился на белые сугробы, а на карнизах домов сидели жирные городские вороны. Последнее, что он услышал (почувствовал?) был жуткий, полный боли крик-вой смертельно раненного Арчибальда.

Очень хотелось пить.

Фигаро зачерпнул снег в ладони и уткнулся в него лицом. Снег был мягкий, холодный и очень вкусный — совсем как в детстве. Голова побаливала, и, кажется, носом шла кровь, но, в целом, он чувствовал себя сносно.

Следователь поднял голову и осмотрелся вокруг сквозь муть в глазах.

В двух шагах от него в снегу на коленях стоял Вивальди. Псионику было нехорошо: он морщился и растирал ладонями виски, но, в целом, выглядел куда лучше, чем лежащий на другой стороне улицы Арчибальд.

Второму псионику повезло куда меньше. Он лежал на тротуаре, широко раскинув руки и запрокинув голову к небу, а на лице у него застыло выражение обиды пополам с отвращением. Не нужно было даже щупать ему пульс, чтобы понять, что Арчибальд на все сто процентов мертв.

Фигаро, наконец, поднялся на ноги, достал из кармана большой белый платок и вытер лицо. Носок левого ботинка наткнулся на что-то твердое и легкое. Следователь опустил взгляд: это была его шляпа-котелок. Он поднял ее и стряхнул с темно-зеленого фетра налипший снег.

Вивальди, тяжело ступая, подошел к Фигаро и неожиданно подмигнул ему, зайдясь тихим смехом.

— А Вы тот еще пострел, господин следователь! Не ожидал! Без Вас бы мы пропали, как пить дать.

— Ну, — проворчал Фигаро, шаря по карманам в поисках трубки, — это Вы загнули. Профессионал тут Вы. Не ожидал, что когда рядом со мной окажется хороший псионик, я буду настолько этому рад…

— Знаете, Фигаро, — улыбнулся Вивальди, — из Вас бы мог получиться очень хороший псионик. Настоящий профи, можете мне поверить.

Следователь хмуро посмотрел на псионика и внезапно расхохотался.

— Ну, знаете, такого комплимента я уж точно не ожидал! Умеете Вы подбодрить человека, ничего не скажешь! Однако же…

Выстрел был очень тихим, не громче хлопка винной пробки.

Вивальди мгновенно побледнел. Его зубы сжались так, что улыбка превратилась в странное подобие волчьего оскала, черты лица заострились. Псионик неуверенным жестом поднял руку к груди, а затем мягко упал на заснеженную брусчатку.

На другой стороне улицы под прикрытием слабо мерцающего «Щита Пифий», стоял Френн. Одной рукой главный инквизитор держался за фонарный столб, а во второй сжимал рукоятку маленького дамского револьвера, из дула которого поднимался легкий сизый дымок.

Инквизитор слабо качнул дулом в сторону и крикнул, заходясь от кашля:

— Фигаро!‥ Отойдите оттуда, немедленно!‥ Черт, отойти в сторону, я сказал!

Но следователь словно бы не слышал инквизитора. Медленно, как во сне, Фигаро шагнул к Вивальди и склонился над псиоником.

Крови не было, но