Только Джейана все еще не было дома. Я знала, что это был он. Должен был быть он. Как он посмел добраться до содержимого моей сумочки! Он что, думал, я не замечу? Я начала закипать.

— Это, должно быть, Джейан, — эхом отозвался на мои мысли Лакшмнан.

— А ты не можешь ошибаться, мам? — спросила Анна.

— Разумеется, не могу, — ответила я очень раздраженно и посмотрела на часы на стене. Три часа дня. Попросила принести чаю. Вышла наружу и села ждать. С веранды мне были видны часы в доме. Появился чай, и я его выпила. Вновь взглянула на часы. Прошло тридцать минут. Ярость моя росла. Во мне проснулся чудовищный змей в ужасном гневе. Я напряженно ерзала на стуле. Мой собственный сын ворует у меня деньги. Я должна преподать ему урок, который он не забудет никогда. Я снова взглянула на время — четыре часа. Краем глаза я видела, как дети прямо сидят на своих стульях и нервничают. Я перегнулась через деревянный поручень и увидела, как мой дорогой Джейан торопится по тропинке, и на его квадратном глупом лице просто написана вина. Я следила, как он подходит к дому. Он замедлил шаги, как будто стараясь схитрить. Разве он не знал, что оттягивание неизбежного возмездия может только еще больше разозлить меня? Совсем как неуклюжее животное. Каждому известно: чтобы научить быка чему-нибудь, нужно выжечь на его шкуре тавро. Я поставлю такое тавро.

— Где ты был? — мой голос был мертвенно спокоен.

— В кино.

Ну что ж, ему зачтется, что он не лжет.

— Как ты заплатил за вход?

— Я нашел рингит на обочине дороги. — Его голос дрожал, он трясся от страха, но на меня это производило обратный эффект. Я потеряла голову от ярости. Кипящая лава изверглась из преисподней, и чудовище во мне взяло верх. Иначе этого объяснить нельзя. Последнее, что я помню, были мои слова: «Как ты заплатил за вход?» Это была еще я, любимая мамочка, но после этого уже монстр во мне взял гору, он говорил и делал такое, чего я никогда не могла сказать или сделать. Я молча стояла рядом и смотрела, что творит холодная ярость чудовища. Оно хотело видеть страдания и извинения ребенка. Я видела, как оно сделало глубокий, контролируемый вдох. Это было невероятно, насколько спокойным было чудовище.

— Лакшмнан, — холодно позвал монстр.

— Да, мама, — с готовностью ответил мой старший сын.

— Возьми своего брата, привяжи его к столбу на заднем дворе и бей до тех пор, пока он не расскажет нам, откуда взял деньги, — распорядилось чудовище.

Лакшмнан двигался быстро. Он был большим и сильным мальчиком, и уже через несколько минут тощие руки и ноги Джейана были крепко связаны. Змей стоял в дверях кухни и смотрел, как Лакшмнан снимает с брата рубашку. Мой старший мальчик продемонстрировал море неожиданного рвения. Темная кожа Джейана блестела в лучах солнца. Я стояла у окна кухни и смотрела, как Лакшмнан побежал за тростью. Я наблюдала издалека, как палка мстительно опустилась на тощую спину. И совершенно понятно, что сквозь бешеные вопли прорвалось признание.

— Я взял деньги из твоей сумочки, мама! Прости меня!! Прости, пожалуйста! Я больше никогда не буду так делать!!

Чудовище отвернулось. Одного признания было недостаточно. С убийственным спокойствием оно подошло к бутыли с оранжевой крышкой. Оно вытрясло немного мелкого красного порошка в свою подставленную ладонь и вышло на улицу. Оно стояло рядом с извивающимся Джейаном и смотрело в повернутое вверх лицо, искаженное болью и страхом.

— Прости меня, мама! Прости, пожалуйста! — Слезы стекали по его лицу маленькими ручейками.

Монстр пристально смотрел на него без всяких эмоций.

— Я обещаю, что больше никогда не буду так делать, — отчаянно причитал сын.

Пока меня не было, рассвирепевшее чудовище заглянуло в глубоко наполненные болью и страхом глаза моего маленького мальчика и внезапно снова разъярилось. Оно вдруг нагнулось и без предупреждения с силой дунуло в свою ладонь. В воздух поднялось облако красной пыли. Он зажмурил глаза, но недостаточно быстро. Действие перетертого перца чили было мгновенным. Оно заставило Джейана истерически закричать, тело его забилось в конвульсиях, пальцы беспомощно хватали воздух вокруг столба.

Онемевший Лакшмнан смотрел на меня, будто не веря своим глазам, а затем вернулся к порученному ему делу и стал безжалостно хлестать своего несчастного брата. Я вернулась в дом и вышла на веранду. Крики стали почти бессвязными.

— Мама! — пронзительно звал меня Джейан.

На веранде дома заклинателя змей стояла его худая жена и смотрела на меня.

— Мама! — снова прокричал Джейан.

Все остальные веранды были пусты, но занавески на окнах колыхались.

Монстр сел. Дул легкий ветерок.

— Мама, помоги мне! — завопил Джейан, и вдруг, как будто меня растолкали от сна, я очнулась. Чудовище исчезло. Я повернула голову и увидела, что на меня в ужасе, глазами, полными слез, пристально смотрит Анна.

— Скажи своему брату, чтобы он остановился! — закричала я.

Она рванулась назад, крича:

— Стой! Мама сказала прекратить! Прекрати сейчас же. Прекрати бить его. Ты же его убьешь!

Вошел Лакшмнан, с которого катил пот. Его руки тряслись, но глаза были дикими от яростного возбуждения. Я видела следы, которые на его влажном лбу оставил дьявол.

— Пойди и вымойся, — сказала я ему, избегая встречаться с ним взглядом. Его сияющие глаза вызвали во мне печаль. После того как чудовище исчезло, я чувствовала в себе странную пустоту.

И тут из-под стола вылезла Лалита, держа на ладошке пропавший рингит. Это я сама, это я уронила деньги под стол! У меня заболело сердце. Джейан не брал денег. Я увлеклась. Я зашла слишком далеко. Где я научилась такой жестокости? Что я наделала?

Я видела, как снаружи Анна промывает брату глаза и перерезает его веревки. Он рухнул на землю, как мягкая тряпичная кукла. Темная масса на песке. Я взяла бутылку с маслом из семян сезама и вышла, чтобы дать ее Анне.

— Вотри немного ему в спину, — распорядилась я. Голос мой прерывался. У Анны тряслись руки. Я перевела взгляд на вздрагивающее тело, распростертое на земле. Кожа Джейана местами слезла, и были видны полосы живого мяса. Я взяла его за подбородок и посмотрела в его сильно распухшие покрасневшие глаза. Его лицо было мокрым, все тело тряслось, как в лихорадке, белки глаз пронизывали злые красные жилки.

— Извини меня, — сказала я и очень отчетливо увидела в багровой темноте его суженных глаз ненависть.

Садилось вечернее солнце, и его оранжевое сияние казалось таким близким, будто можно было потянуться и потрогать его. Небо было восхитительного розового цвета. Словно крепко нашлепанная детская попка. Моя мама говорила, что розовое небо предвещает рыбакам богатый улов креветок. Я зажмурилась и увидела в небе мамины красивые миндалевидные глаза. Они были влажными и грустными. Что я наделала? Я чувствовала, как мои закрытые веки изнутри жгут слезы. Я слышала из далекого-далекого далека ее голос: «Неужели ты забыла все, чему я тебя учила, мое своенравное, непокорное дитя? Разве ты забыла прекрасную беременную королеву с жестоким сердцем?» Нет, я не забыла. Я помнила каждое слово.