походкой, и в ожидании спокойно остановилась перед Ваном Тигром. Он смотрел на нее в величайшем изумлении, пораженный такой переменой, и сказал караульным:

– Почему теперь она так тиха, когда прежде бесновалась, как полоумная?

И они ответили, качая головами и пожимая плечами:

– Мы не знаем. Знаем только, что в прошлый раз она вышла от тебя слабой и разбитой, словно злой дух оставил ее, и с тех пор она все время такая.

– Что же вы мне не сказали об этом раньше? – спросил Ван Тигр, понизив голос. – Я бы велел ее выпустить.

Караульные изумились и сказали, оправдываясь:

– Господин, почем же мы знали, что нашему генералу есть до нее дело? Мы ждали твоего приказа.

Тогда с языка Вана Тигра чуть было не сорвалось, он чуть было не крикнул: «Да мне есть до нее дело!» Он успел сдержаться вовремя, потому что нельзя же было говорить такие слова при караульных и при этой женщине.

– Развяжите ее! – крикнул он вдруг.

Не говоря ни слова, стражи развязали ее. Теперь она была свободна, и все молча ждали, что она станет делать, ждал и Ван Тигр. Но она стояла по-прежнему, словно связанная, и не двигалась с места. Тогда Ван Тигр крикнул ей резко:

– Ты свободна и можешь идти куда хочешь!

Но она ответила:

– Куда же мне идти, если у меня нет дома?

И неожиданно, прикинувшись простодушной, она подняла голову и посмотрела на Вана Тигра.

От этого взгляда иссякший источник в сердце Вана Тигра вновь забил ключом, и страсть вспыхнула в нем с такой силой, что он весь задрожал. На этот раз он опустил глаза перед нею. Теперь она была сильнее его. В воздухе чувствовалось напряжение этой страсти, которая так долго не знала выхода, и солдаты, чувствуя себя неловко, переглядывались и переминались с ноги на ногу. Тут Ван Тигр вспомнил, что они все еще здесь, и крикнул им:

– Ступайте все вон и станьте за дверями!

В унынии вышли они из зала, хорошо понимая, что случилось с их генералом: то, что может случиться с каждым человеком, и знатным, и простым. Они вышли из залы и стали на страже у порога.

Когда никого, кроме них двоих, не осталось в зале, Ван Тигр наклонился вперед в своем резном кресле и хриплым голосом сказал:

– Женщина, ты свободна. Выбирай, куда ты хочешь идти, и я дам тебе провожатого.

И она ответила ему просто и без всякой дерзости, но все же смотря ему прямо в глаза:

– Я уже выбрала. Я твоя рабыня.

XVII

Если бы Ван Тигр был человеком простым и грубым и меньше уважал законность и приличия, он мог бы взять эту женщину и сделать с ней все, что хотел, потому что у нее не было ни отца, ни брата – никого, кто мог бы за нее заступиться. Но еще смолоду, с того часа, который словно ударом поразил его сердце, он стал разборчив, и наслаждение приобретало для него еще большую остроту при мысли, что, как ни сильна его страсть, он может ждать, пока эта женщина станет его женой. Больше того: ему нужно было, чтоб она стала его женой, потому что к страсти, которая росла с каждым часом, примешивалось желание иметь от нее сына, сына-первенца, а только от законной жены может родиться у человека законный сын. Да, радость его затаенной любви к ней наполовину крылась в мысли о том, какой сын может от них родиться – от его силы, от его высокого и крепкого тела и всего, чем он может наделить свое потомство, и от ее хищной красоты бесстрашного духа. Вану Тигру, когда он об этом мечтал, казалось, что сын его уже родился. И не медля ни минуты он позвал верного своего человека и дал ему такой приказ:

– Ступай к моим братьям и скажи им, что мне нужно серебро, та часть, которая отложена для моей женитьбы. Мне понадобится оно на свадьбу, потому что я желаю взять эту женщину в жены. Скажи им, чтобы дали мне тысячу серебряных монет, потому что нужно сделать ей подарки и устроить моим людям большой пир ради такого дня, и себе я должен купить новое платье, как подобает для такого случая. Но если тебе дадут восемьсот монет, не задерживайся из-за остального, возвращайся и с этим. И позови братьев на свадьбу, и не только их, но и всех, кого они захотят взять с собой.

Верный человек слушал его в великом замешательстве, нижняя челюсть у него безобразно отвисла, и, заикаясь от горя, он начал бормотать:

– Ох, генерал, ох, господин мой, на этой лисице! Да возьми ее лучше так, на день, на время, – только не женись!

– Замолчи, дурак! – заревел Ван Тигр, вскакивая с кресла и бросаясь на него. – Кто у тебя просит совета? Вот я прикажу бить тебя палками, как простого вора!

Тот молча повесил голову, но слезы выступили у него на глазах, и он с тяжелым сердцем отправился в путь, предчувствуя, что эта женщина не принесет ничего, кроме зла, господину, и дорогой не раз принимался бормотать:

– Да, я видел этих лисиц-оборотней! Да, а мой генерал не верит, что от них одно только худо! И всегда эти оборотни губят самых хороших людей, всегда так бывает!

Так он шел по дороге, поднимая густую пыль, которая лежала в сухую погоду толстым слоем, и прохожие смотрели на него с любопытством, слыша, как он бормочет и не замечает, что по щекам у него катятся слезы: потом, увидев, что он поглощен тем, что лежит у него на сердце, они приняли его за безумного и начали обходить его стороной.

Когда верный человек принес Вану Купцу известие о свадьбе, его покой был разом нарушен, и он бросил считать на счетах и взглянул на него из-за конторки, так как верный человек, не застав его дома, пошел прямо в хлебную лавку на рынке, где Ван Купец сидел в углу позади прилавка. Кисточка остановилась в его руке, и, подняв глаза, он сказал досадливо:

– Но разве я могу так, сразу, вынуть столько денег из разных мест, куда они отданы? Брат должен был сказать мне, что он помолвлен, и предупредить меня за год или за два. Едва ли прилично так спешить со свадьбой!

Ван Тигр знал своего брата, знал и то, как ему тяжко расставаться с деньгами, и сказав своему верному человеку перед его уходом: