а лоб нагрелся, словно в голове включили микроволновку.

Тренированные, гады. Их этому учат с детства.

Будь я простым имперским парнем, наверное, спёкся бы уже на стадии «ощупывания» и рассматривания. Но я давно уже не был «простым». И взгляды «возвращал» владельцам без особых затруднений. Нечего на меня давить, я и сам давить умею.

Меня больше заботило то, что присутствующие принадлежали к довольно широкому кругу экзотианской знати. Я понял бы, собери Локьё генералов, но вон тот, худой — священник, справа от него эспер, по-нашему особист, потом — комарт торгового флота…

Имена и должности светились над креслами, но почти ничего мне не говорили.

Что здесь затевается-то? Среди наших были только военные — комкрыла и несколько старших офицеров. И совсем не было посторонних, даже инспектора Джастина — не было.

Правая от меня, экзотианская часть зала пребывала в напряжении. Все знали, что эрцог — один из кукловодов стремительно развивающихся событий.

Это для меня два с половиной месяца тянулись невыносимо медленно. Для политики такие сроки — калейдоскоп. И сейчас многорукая власть меняла своих перчаточных кукол так стремительно, что присутствующие не знали, в какой мир они выйдут из совещательного зала «Леденящего».

А вот наши, имперские, были эмоционально скованны, но, в целом — спокойны, разве что удивлены моей возродившейся из небытия персоной. Но удивления старались не показывать. Видимо, Колин проинструктировал.

Он сидел почти напротив меня, и остальные за его спиной без команды не гавкали и не мяукали.

Впрочем, с подчинением в Империи всегда порядок, оттого у нас так много бунтов.

Обозвали меня военным консультантом, а устроили форменный допрос. Поставили детекторную платформу и специальное кресло. И не только достоверность моих ответов, но и нейропараметры могли оценить все присутствующие.

Правда, вопросы задавались корректно. Меня не спрашивали, ЧТО я делал на Тэрре, спрашивали — что видел и чем, по моему мнению, могли бы заниматься в подобным образом оборудованных помещениях.

Ну и далее по списку — евнухи, полуголые женщины с вырезанными по всему телу монограммами, панно из высушенных черепов с подписями и голо, кто из политиков добровольно или нет пожертвовал свою голову для украшения конкретного зала.

Помня слова Колина, я какое-то время отвечал только на вопросы Локьё, игнорируя реплики с мест.

Реплики не отвлекали — моей нервной системой можно было уже забивать гвозди. На Тэрре меня вывернуло наизнанку, и плоть, ставшая новой кожей, больше не болела.

Позже я сообразил, что все эти дни Колин ждал кризиса. Он и Ньиго позвал на Кьясну — на меня посмотреть. Когда я позже спросил его об этом в лоб, он кивнул и ответил, что такие кризисы — показатель определённых психических процессов. Гораздо хуже, если их нет.

Условно неудобных вопросов становилось всё больше. Экзотианцы почуяли, что я не просто ящик с костями и ливером, и пытались как-то зацепить, чтобы выбить из равновесия и прощупать поглубже.

Я поймал взгляд Локьё, мимолетный и пронзительный… На миг мне стало страшно, но только на миг.

Эрцог прикроет, если что. Он один знает, чего хочет от меня. И подстрахует при необходимости.

Все-то меня страхуют…

Один раз взяв недоделанного напарника, Колин носится теперь со мной, как со списанной шлюпкой. А я? Леса бросил, Влану… Как ребята на корабле — даже не знаю. Рос, молодец, хоть собаку привёз.

Я неожиданно разозлился сам на себя. И на пятом или шестом вопросе «не в тему» начал кусаться.

— Принимаете ли вы во внимание, что согласно протоколу о перемирии между сторонами даже ненамеренное провоцирование обострения отношений рассматривается специальной комиссией по конфликтам как злоупотребление служебным положением? Ответственность при публичном озвучивании подобных оценок и заявлений исключительно велика. Вы должны понимать, что человек склонен не только неправильно истолковывать увиденное, но даже видеть не то, что существует объективно, а то, к чему готова его психика. Вы знакомы с данными аналитики пограничных психосостояний?

Локьё поморщился и хотел было заткнуть витийствующего комарта, но я приподнял руку, соглашаясь ответить.

— А вы серьезно полагаете, генерал Стэфен, будто голых баб солдаты Империи видят так редко, что не в состоянии отличить от одетых? — спросил я с протокольной улыбкой. — Но вы должны быть в курсе, что хотя бы порнография поставляется в Империю в достаточном объеме? Вы же — генерал от торговли, как я понимаю?

Я встретился с комартом глазами, фиксируя его «на белое» и не давая ответить.

С нашей стороны кто-то не удержался и фыркнул. Поставлять порнографию в мирах Экзотики считалось делом зазорным, но прибыльным. А прибыль всегда даст фору порядочности.

Зал замер на миг, и сразу несколько сигналов возвестили, что количество вопросов ко мне возросло.

Что, вот так? Ну что ж, спрашивайте, господа, коли не боитесь.

— Капитан Пайел, вы отдаете себе отчет в том, что ваши адекватность и психоэмоциональное состояние в момент нахождения на Тэрре могут поставить под сомнение приводимые вами факты. Параметры вашей нервной системы…

Эрцог прицельно сощурился. Тему подхватил прилизанный занудец в форме эспер-генерала Содружества. «Эсперы» — это у них такая служба безопасности.

Локьё по протоколу не мог перебить прилизанного, мог только дослушать и объявить вопрос несущественным. Но мне-то чихать на их протокол.

— Параметры МОЕЙ нервной системы, господин генерал… — я открыл рот и параллельно распрямился внутренне. Воля взметнулась во мне петлёй, как удавка из сталекона. —…позволяют, наступив вам на одну ногу, выдернуть другую. Я не кабинетный работник, и мои средние данные можно оценить только в условиях, приближенных боевым. Мне продемонстрировать?

Подождал пару секунд, вежливо наклонив голову, словно действительно полагал такой эксперимент необходимым, и закончил, одновременно завершая ментальный «захлёст» собеседника:

— Уверяю вас, генерал, в боевой обстановке я гораздо спокойней, чем на пресс-конференции. А вы можете оценить, что я и сейчас не особенно нервничаю.

Приборы действительно фиксировали показания в «желтой» зоне. А когда я отпустил волю, цифры съехали ещё ниже.

Данный феномен я знал уже — волевая сфера стоит над нервной. Если сейчас начну «давить» на тех, кто в зале, то впаду в состояние расслабленное и умиротворенное. Это поначалу я боялся в себе таких всплесков, вот тогда детекторы, может, и показали бы что-то.

Я ещё раз улыбнулся на все зубы.

Мой собеседник молчал. Он бы ответил, по крайней мере, ему очень этого хотелось, да вот незадача — помешала хлынувшая носом кровь.

Локьё лениво перебирал синийские кристаллы, которые прислали с Тэрры спасатели. Он умело делал вид, что ничего не замечает.

Колин вообще повернулся к сидящим сзади офицерам и тихо заговорил с ними, по сути, прикрывая от моего неумышленного воздействия.

Я понял, что мои старшие товарищи вовсе не против, если я сорвусь. Тем более что офицеры Содружества были далеко не жертвенными телами с Агле. И вполне могли противостоять психическому насилию.

В лицо мне словно швырнули горсть снега, я поймал возмущённый взгляд поджарого человека в штатском. Судя по надписи над креслом, это был советник по спорным территориям, профессор философии Хакисам Глей.

— А детей из этих подвалов расстреляли вы, капитан? — спросил он с наивежливейшей улыбкой по-имперски. В экзотианском нет обращения «на вы».

Собеседник был не очень силён, но техничен. Сочетать вежливую интонацию и разрушающую волю — это требует школы и навыка.

Вопрос был откровенной провокацией. Спроси я сейчас, что профессор имеет в виду, он извинился бы за реплику не по теме. Но, апеллируя к регламенту, я продемонстрировал бы свою слабость.

— Расстрелял бы, — мой голос звучал так же спокойно. — Командир должен быть готов первым выполнять собственные приказы. — Но рад, что на этот раз не пришлось.

К сожалению для профессора, сказанное мною было правдой. Соври я, и автоматически раскрылся бы. Удерживать два параметра психической активности — куда ни шло, но три — это для меня пока слишком.

На миг аура профессора замерцала, резонируя, и воля его тоже ослабла на этот самый миг…

Я среагировал почти нечаянно. Противник был дестабилизирован, а чтобы сдержаться и не добить — тоже нужен опыт.

Воля выплеснулась сама, профессор хватанул бесполезного воздуха, посинел…

Маятник! Энергетический разбег наращивал амплитуду, и каждая клетка моего тела с восторгом отвечала его движению.

Это было дикое удовольствие — захватить общее «я» этого зала, смять, как лист пластика, переделать по-своему.

Эрцог ударил по столу ритуальным жезлом, выбивая меня из ритма. Я вздрогнул и выпустил жертву.

Убийство — это слишком. Но я просто не знал, что вот так можно убить!

— Прошу присутствующих тщательнее