чтобы укрепить "союзы" и "мосты", необходимые для гражданского капитала. Таким образом, в городском масштабе одним из результатов коллективных действий будет снижение ограниченности и независимой социальной функциональности кварталов и рост характерной социальной географии, в которой кварталы имеют относительно меньшее оперативное значение в повседневной жизни городского жителя.

Высокая степень ограниченности района очевидна, когда городской район или квартал обнесен стеной, ограничивающей свободу передвижения. Соседство также относительно ограничено, даже без стен, когда социальные связи членов группы сильнее внутригрупповых, чем межгрупповых, например, когда районы имеют высокий уровень самоуправления и служат местными поставщиками общественных благ. В нашей выборке обществ сильно ограниченные и сравнительно самоуправляемые городские подразделения встречаются исключительно в городах с менее или умеренно коллективными политическими системами. Для них характерен "органический" или самоорганизующийся рост, например, когда кварталы объединялись вокруг семей влиятельных покровителей (персоноцентричные палаты), как в Ачехе, Биде, Эдо (Бирма) и, до начала фокусного периода, в Венеции. Во многих из этих же случаев параллельно с личностно-ориентированными палатами или вместо них развивались другие, в значительной степени самоорганизующиеся социальные образования, в том числе купеческие кварталы в Ачехе, анклавы этнических и ремесленных рабочих в Биде, чо (самоуправляемые обнесенные стеной палаты) в Эдо, кварталы в османских городах и махалли в могольских городах, хотя значение последних снизилось в период правления Великих Моголов.

Токугавское Эдо отличалось высокой степенью физической ограниченности хо, и они служили местными организациями, которые решали множество задач, таких как защита от бандитизма, борьба с пожарами и уборка мусора. Мы предполагаем, что в таких случаях действует процесс "интроверсии базальных социальных единиц". В этом случае, поскольку государство не способно или не желает предоставлять необходимые городские услуги, люди самоорганизуются, чтобы обеспечить их на местном уровне. В результате в городе снижается общий гражданский капитал, а вместо него формируется сложная социальная структура, состоящая из множества практически не связанных между собой и самоуправляемых кварталов. Неэффективность такой формы городского общества очевидна. Например, внутригородское передвижение может быть затруднено из-за физической и социальной раздробленности местности, кроме того, существуют препятствия для организационной эффективности, например, способность контролировать крупный пожар ограничена, если отсутствует координация между несколькими местными сегментами кварталов.

Мы находим фрагментированные городские ландшафты в полисах Инки и Египта Нового царства. В обоих случаях городское пространство было ограничено стенами и сооружениями, включая царские дворцовые комплексы, а также рабочие кварталы или другие жилые, складские и рабочие помещения. Мы предполагаем, что ограниченный характер городских подразделений в этих двух случаях отражает высокую степень административного контроля над государственной и царской собственностью, включая складирование огромных запасов товаров, предназначенных для военных и других правительственных целей. Эти функции выполнялись в обнесенных стенами сооружениях, чтобы изолировать деятельность в них от окружающего городского населения. Например, планировка главной столицы инков, Куско, позволяла жестко контролировать доступ к королевским дворцам и комплексам правительственных зданий, заключая их в стены высотой до четырех-пяти метров.

Общегородская координация деятельности и другие аспекты гражданского капитала, включая минимальный уровень ограниченности кварталов, очевидны в наших более коллективных полисах. Например, как мы уже упоминали, во времена династии Т'анг, по крайней мере до VIII века н. э., китайские города отличались высокой сегментированностью и сетчатостью городского плана, но наличие обнесенных стенами кварталов препятствовало передвижению по городу. К периоду правления коллективной династии Мин обнесенные стеной кварталы стали менее заметной чертой китайского градостроительства, городские подразделения превратились в административные зоны, а кварталы стали лишь смутно различимы. В других более коллективных государствах местные социальные образования функционировали как административные единицы базового уровня, связанные с более высокими уровнями власти, даже если они сохраняли некоторые аспекты своих первоначальных социальных функций, подобных соседским, как в палатах Асанте Кумасе, ацтекских кальпултинах и римских вици. Это примеры, в которых растущие коллективные государства, очевидно, хотя бы в некоторой степени заимствовали свою организационную структуру у существующих социальных формаций. Однако в большинстве коллективных государств городские подразделения были в первую очередь административными образованиями, созданными строителями государства для обеспечения управления на базовом уровне, которое можно было бы эффективно связать с общим городским управлением. К ним мы относим подразделения, возникшие в результате административных реформ в Риме (с сохранением некоторых элементов прежней системы vici); округа и другие административные районы (система приходов и переулков) в Пекине, Сучжоу и Ханчжоу; семьдесят контрат и районная структура Венеции; кварталы демов в Афинах после реформ Клейстена, которые были эффективно связаны с гражданскими функциями Агоры. В этих более сложных формах коллективного действия в городской жизни кварталы утратили некоторые социальные функции, когда государство стало принимать более непосредственное участие в предоставлении административных услуг и общественных благ в масштабах города. По мере того как кварталы включались в систему управления, социальные связи горожан все больше выходили за пределы квартала, в то же время растущая пространственная интеграция и разборчивость дорожных систем повышали эффективность общегородской мобильности. В этом более открытом и связанном социальном контексте жители города чаще общались друг с другом, а также повышался потенциал для скоординированных ответов на присущие городской жизни вызовы.

 

Культурный процесс сотрудничества

 

Культура, в общепринятом антропологическом понимании, состоит из общих знаний, ценностей, верований, норм, практик и символов, которые члены группы считают общепринятыми, правильными и мотивирующими. Здесь я использую подход, который более динамичен и ориентирован на изменения, а потому лучше подходит в качестве дополнения к теории коллективных действий. Динамический подход лучше сочетается с теорией и изучением культуры, полагаю я, поскольку поворот к коллективному действию часто влечет за собой разрушительное переосмысление того, что традиционно считается правильным и мотивирующим.

Чтобы разработать форму изучения культуры, подходящую для теории коллективных действий, я исследую культурные изменения в четырех областях. Первая, наиболее важная для осуществления коллективных действий, связана с представлениями о себе в обществе, выраженными в народной теории разума. Я утверждаю, что подходящая для сотрудничества народная теория - это та, которая признает психологическую природу волевого условного кооператора. Вторая область связана с восприятием чувств. Информация, полученная из сравнительной выборки обществ и других источников, приводит меня к выводу, что из различных режимов сенсорики институт коллективных действий провоцирует изменения прежде всего в визуальных сигналах и в том, как они производятся, воспринимаются и анализируются. В-третьих, я утверждаю, что коллективные идеи будут существовать в связи с множеством различных способов мышления о том, что должно представлять собой идеальное общество, но для успешного сотрудничества необходимо найти средства для укрепления консенсуса в условиях плюрализма. В этом разделе я показываю, как логические структуры дуализма и оппозиции служили для укрепления консенсуса в некоторых исторических случаях и