Шепилов: Да, действительно, я совершил данные покупки примерно за указанную вами цену. Что я могу сказать по этому поводу? У нас сейчас, слава богу, свободный рынок. И любой товар, от сникерса до завода, продается за ту цену, которую за него готов заплатить покупатель. И если я приобрел Приволжский бумкомбинат и Северный завод в 1992 году примерно за сто пятьдесят тысяч долларов – значит, именно столько эти предприятия стоили”.

"Н-да, – скептически заметил про себя Дима. – Именно столько они и стоили… Тебе – стоили… Потому что твой приятель Котов в то время работал в Госкомимуществе и ведал распродажей народного добра… Жулики они все – ох, жулики. Растащили Россию”.

Дима не стал дальше читать “заказуху”, с досадой свернул файл. Вернулся в меню поискового сервера.

Три других заметки с упоминанием фамилии Шепилова отчего-то датировались одним и тем же днем: десятым октября нынешнего года. Еще не понимая, что сие значит, Полуянов открыл первую из них.

Заголовок гласил: “БИЗНЕСМЕНА ЗВЕРСКИ УБИЛИ В СОБСТВЕННОЙ КВАРТИРЕ”. Дима невольно присвистнул и впился глазами в текст:

"Ночью в своей квартире в фешенебельном доме близ метро “Новослободская” был зверски убит известный предприниматель Андрей Шепилов. Труп вчера утром обнаружила приходящая экономка бизнесмена. Как обычно, в 6.45 она поднялась в квартиру Шепилова на третьем этаже, чтобы приготовить хозяину завтрак. Дверь была заперта, на звонки никто не отвечал. Молчал и телефон в квартире, и оба сотовых аппарата Шепилова. Тогда горничная открыла дверь своим ключом и обнаружила хозяина, распростертого посреди гостиной. Его зверски избили, а затем задушили. На столе стояло несколько бутылок водки и вина, а также закуски. Из квартиры ничего ценного не пропало. При Шепилове осталась также немалая сумма в долларах и рублях и документы. Экономка немедленно вызвала милицию.

Следствие полагает, что убийство произошло на бытовой почве и его совершил один из знакомых Шепилова, которого тот сам впустил в квартиру. Впрочем, сыщики не исключают также, что убийство носило заказной характер”.

– Боже! – вскрикнул Дима. – Еще один!.. – Откинулся в кресле, нетерпеливо прокричал:

– Надька, беги сюда!..

С кухни быстрыми шагами пришла Надя, в руках она держала половую тряпку.

– Смотри! – Дима повернул к ней экран ноутбука. Сам вскочил, взволнованно заходил по комнате. Воскликнул:

– Девятого октября!.. Как раз я был в Амстердаме! Потому и не слышал ничего!.. Ах, я осел!.. И убили Шепилова за три дня до смерти мамы!.. Вот оно что!

Надя читала заметку на экране лэп-топа. Дима пробежался по комнате, закричал на нее:

– Ну, ладно, я был за границей, потому и не слышал ничего. А ты-то где была?! Ты что, телевизор не смотришь?!

– А что, я должна? – хладнокровно отрезала Надя. Дима остановился как вкопанный, скривил рот. Пробормотал:

– Да, действительно, не должна… Потом еще пробежался по комнате, опять остановился и проорал:

– А эта дурища, Снегуркина!.. Она позавчера нам рассказывала о Шепилове как о живом! А он уже две недели к тому времени был мертвый!.. Она – что, тоже ничего о своем однокурснике не слышала?! Телевизор не смотрит, газет не читает?!. Ох, бабы!.. Ну, бабы!.. Вам бы только шарфики вязать да пыль вытирать!..

Надежда, не обращая внимания на Димин ор, дочитала заметку до конца, повернулась к нему, спокойно спросила:

– А, собственно, что случилось?

– Ты что – не понимаешь?! – вылупил на нее глаза Дима. – Или прикидываешься?.. Серия убийств началась с него, с Шепилова!.. Не может это быть простым совпадением!.. В нем, в Шепилове, – все дело!.. Кто его замочил – тот и остальных убил! И мою маму – тоже! И твою!..

– Ну, и кто это был? – обыденно спросила Надя. Она мимоходом, машинально протирала тряпкой рабочий стол и смотрела в сторону.

– Кто? – споткнулся Дима. – Пока не знаю. Где мамины дневники с историей про эту троицу?

– Вон они, на диване. Полезные места заложены закладками. Кстати, Димочка, ты обратил внимание: тогда, в семьдесят восьмом году, избиение студента Шепилова случилось через пять дней после самоубийства Лены Коноваловой?

– Что-о?!.

– Может, это совпадение во времени – не случайное? – спокойно проговорила Надя, втихомолку наслаждаясь Диминой реакцией.

– Боже мой!.. – заорал Дима. – Fucking shit! Прошло всего пять дней?! Я идиот!.. Почему я сам не заметил этого?!

Дима схватил тетрадь, бросился перечитывать историю про давнюю общежитскую драку. Надя величественно удалилась на кухню.

"…одного из них, Ш., изрядно, как говорят в простонародье, избили. Носовое кровотечение, рассечена бровь, гематома на щеке слева. Пальцевые следы на шее. Мы с Раечкой оказали ему первую помощь. Я сказала, что вызываю перевозку и отправляю Ш. в стационар. Он взмолился: нет, пожалуйста, не надо! Завтра экзамен! Последний!.. Спрашиваю: кто избил? За что? Ш. супится. Отвечает: избил неизвестный на улице, почему – не знаю. По лицу его вижу: врет…"

– Тогда Шепилова избили, а теперь – убили, – задумчиво произнес Дима.

– Чего? – выглянула с кухни Надя. Сашкина квартира была такой крохотной, что любой звук, прозвучавший в одном ее конце, немедленно слышался в другом.

– Занимайся делом, я не тебе, – отмахнулся Дима. “Теперь все понятно… – взволнованно заходил он по комнатухе: от дивана к столу у окна, от стола к дивану; в руке – мамин дневник, заложенный в нужном месте. – Понятно, почему мать возле инициала “К.” сделала пометку: “Тот самый?” Действительно, он оказался “тем самым” – делегатом Первого съезда народных депутатов, а потом депутатом Госдумы Котовым… А вот что значит другая приписка? Вот эта: “История получила неожиданное продолжение. Долгое время я была не уверена, правильно ли я поступила. Теперь перечитала свою запись и снова уверилась: абсолютно правильно”. Что за “неожиданное продолжение”? В каком поступке мать была не уверена? А потом вдруг уверилась, что сделала все правильно? При чем здесь драка?.. Дальше в дневниках – а я внимательно их читал, очень внимательно! – об этом ни полслова, ни намека… Может, перечесть еще раз?"

Дима с размаху бросился на старый диван – аж пружины затрещали. “Нет, не хочу я ничего перечитывать!” Сейчас, он чувствовал интуитивно, наступило время не изучать материал, не накоплять его – а, напротив, делать выводы, совершать открытия. Ему почудилось, что он очень близок к разгадке. “Имеет ли отношение драка в общаге к самоубийству Коноваловой?.. Девчонка прыгнула из окна, а через пять дней избили Шепилова. Сейчас кажется, что эти два события предельно близки. Но ведь с тех пор почти четверть века прошло. Что такое пять дней в сравнении с двадцатью пятью годами!.. И после события не означает: вследствие события. Коновалова сиганула из окна – значит ли из этого, что друзья в общаге передрались из-за нее? Нет, не значит… Отнюдь не значит… Но звучит заманчиво!.. Итак: Шепилов, блестящий актер студенческого театра, заводила и лидер, встречается, допустим, со студенточкой-провинциалочкой Коноваловой. Тихонечко встречается. Так что ни Снегуркина, ни другие студиозы ничегошеньки об этом не знают… Шепилов заделывает ей ребеночка. Она требует у него: женись, паразит. Тот – ни в какую… И тут она, в отчаянии, в слезах, бросается из окна… Или: тут он выталкивает ее из окна. Бу-бух!.. Елена разбилась и умерла. Ребеночек внутри ее, естественно, тоже. Всеобщий шок и онемение в институте. Затем… Затем проходит пять дней. Коновалову похоронили. Над Шепиловым в принципе маячит статья: может, за доведение до самоубийства, а может, и за полноценное убийство. Но… О том, что у него роман с Коноваловой, никто не знает. Снегуркина вон – до сих пор не знает!.. Но друзья-то его, наверное, знали! Котов, наверно, с Желяевым – знали!.. И вот Котов с Желяевым, благородные ребята, в один прекрасный день требуют Шепилова к ответу. Или, грубо говоря, начищают ему рыло… Может ли такое быть? – спросил себя Димочка. Оглядел внутренним взором свои логические построения и сам себе ответил: