class="p1">— Не жалей, Грета. Этого у вас будет в достатке. Ты так и не ответила мне, как умерла её мама?

Снова услышав вопрос, я невольно взглянула на занавеску.

— Она спит, не переживай. Нас никто не слышит. И это так заманчиво, — забрав у меня горшочек, он поставил его рядом на лавку и, зачерпнув пахучего мыла, принялся наносить его на мои волосы. — Расскажешь?

— Во время родов. В ночь, когда привезли тело Долона и Гасми.

— Ммм, плохой вопрос оказался. С подвохом, — Вегарт взял ковш и аккуратно ополоснул волосы простой водой.

— Обычно Амма отвар из крапивы делает, — зачем-то пробормотала, не глядя на него. — А спасти Кларису было уже невозможно. Ей нельзя было рожать. Слишком мало сил и здоровья.

— Иногда я думаю, что было бы, приди я сам тогда с той телегой? Не послушай брата, — взяв небольшую тряпицу, он намылил её и провел ею по моей шее. Правда, это больше походило на ласку, чем на купание, но я сделала вид, что всё так и должно быть. — Что было бы, найди я тебя ещё тогда в доме?

— Была бы бойня, — шепнула я. — Возможно, я смогла бы сбежать, а может и нет. Любой из свиты Бирна прирезал бы меня без сожаления, только за то, что я первенец ханыма. Его законная дочь. Или похитил бы, потому как ключ к землям. А может, ты убил бы нас с Руни и не стал бы разбираться, какие мы. Прирезал как щенков и скинул в общую яму с Бирном, Гасми, отцом и теми девочками и их матерями, что не пережили ночь.

— Тогда хорошо, что я пришел только сейчас, — его рука скользнула к моей груди. — Нет, убивать тебя я бы не стал. Покалеченного мальчишку — тоже сомнительно. Его бабушка упала бы передо мной на колени. Я бы в ней мать увидел. Ведьма, да и внешне есть в них нечто схожее. И отправил бы я вас на юг, даже не взглянув в твои глаза.

Тряпица упала в лохань. Но Вегарт продолжал намыливать моё тело. Только делал это уже руками.

На кухне повисла тишина. Слышно было лишь его тяжелое дыхание.

Немного расслабившись, я уже спокойнее воспринимала его прикосновения. Нет, стеснение никуда не ушло, но теперь мне хотя бы не хотелось провалиться в подпол от стыда.

Дом погружался в сон.

За окном стихала непогода. Только капли всё так же настойчиво стучали в окно, стекая кривыми дорожками. В печи трещали дрова. Прикрыв глаза, я откинулась на грудь дракона, позволяя ему мыть меня так, как ему желалось.

Глаза закрылись, и я медленно погружалась в сон. Легкий и поверхностный. Расслабляющий.

Вегарт продолжал мыть моё тело, лаская и оставляя на коже воздушные поцелуи. Так хорошо. Спокойно. Уютно и тепло.

На улице громко залаяла собака, и я мгновенно встрепенулась.

— Тихо, Грета, — шепнул мне на ухо мой дракон. — По улицам ходят воины. Охраняют наш покой. А пес твоего соседа постоянно кидается на забор и никого не подпускает. Ты очень пуглива. Расскажи, что тебя так настораживает? Что было в доме отца?

Я напряглась. Совсем не хотела ворошить прошлое. Снова окунуться в ту грязь и безнадежность. Зачем? Чтобы причинить себе боль?

— Ты правда хочешь знать? — выдохнула. — Для чего? Я два года пыталась забыть свое прошлое, Вегарт. Имя, лица родных. Учила себя не оборачиваться. Смотреть только вперёд. И у меня получилось. А теперь ты спрашиваешь, что было в доме Долона? Там была смерть, кровь и грязь. Насилие и безнадежность. Тебе что именно из этого интересно?

Ответом мне был нежный поцелуй в макушку. Ласковый и успокаивающий.

— Не хочу я возвращаться туда, — зачем-то продолжила, будто извиняясь. — Не хочу переживать всё это вновь. Прокручивать в голове всё, что было, что слышала и видела. Это больно и…

— Я понял. Понял, Грета, — он осторожно обнял меня за плечи и прижал к своему телу. — Не спрашиваю больше. Если когда-нибудь захочешь поделиться — я выслушаю тебя. Но сам настаивать не буду.

И снова эти легкие прикосновения к волосам.

— Это странно, — неуверенно пробормотала, — ты ведешь себя не как остальные мужчины. Не кричишь, не приказываешь, не…

— А с чего ты взяла, что те, кто так себя вели, мужчины? Нет, кто угодно, но не они, — Вегарт разжал объятия и взял ковш. — Не путай, милая. Никакие это не мужчины, так… Недоделки.

На мои плечи полилась еле теплая вода, смывая оставшуюся мыльную пену. Следом на голову легла мягкая длинная ткань для обтирания. Явно не наша.

— Ты все свои вещи ради меня растормошил, — пробурчала, обтирая лицо. — Зачем? Есть же у нас…

— Пока есть, — он мягко перебил. — Но начинай собирать вещи. И сложи в узелок только то, что ещё имеет хоть какую-то ценность.

— Кусок мыла и всё? — уточнила я.

— Ну хотя бы и так, — он осторожно обтирал мою спину. — Как только появится возможность, я куплю тебе много новой одежды. Ты не представляешь, как я жду этого.

— Я знаю, как ужасно выглядит наша одежда, Вегарт…

— Нет, глупышка моя. Просто мне теперь есть на кого тратить скопленное золото, — он тихо рассмеялся и, не предупреждая, поднял меня на руки.

Я тихо взвизгнула от неожиданности, но быстро закрыла рот, испугавшись, что разбужу домочадцев.

— Где рубашка, Вегарт. Не вздумай нести меня прямо так! Вдруг кто увидит. Я же со стыда сгорю. Сжалься, драконище.

Его улыбка стала шире.

— Не смей, — проныла я.

— Поцелуй, — он приподнял бровь. — Меняю одежду на один маленький поцелуй.

Выдохнув, я не стала спорить, а обхватила его за плечи и легонько коснулась щеки чуть выше аккуратной короткой бородки.

— Продешевил, — шепнул он. — Нужно было просить не маленький, а долгий поцелуй.

— Моя рубашка, — напомнила я. — Не вынуждай меня краснеть.

— Уговорила, — меня легонько поставили на ноги, но вместо ночной рубашки я получила нечто иное.

Рубаху. Льняную, серую. Мягкую и, кажется, даже новую. Вот только мужскую.

— Ты у меня такая маленькая, она тебе до колен дойдет. Давай помогу.

Пока я пыталась понять, что к чему, уже оказалась одета.

— Но она твоя, — шепнула, всё же смущаясь. — Если Амма или Руни увидят, то…

— То что? — Вегарт приподнял бровь. — Они и так знают, что ты моя истинная. Не создавай трудности там, где их нет, женщина.

Он снова склонился и легко поднял меня на руки.

Взглянув на лохань и ведра, поморщился, развернулся и отправился в спальню. Обнимая его за плечи, я старательно поджимала стопы, глупо опасаясь задеть ими стены. Такое обращение было для меня в диковинку.

Вслушиваясь в звуки