– Как же вы могли по таким бумагам дать такое заключение? Здесь и документы из садов, школ, показания соседей, врача, даже друзей МУЖА. Все ведь подтверждают, что он никогда не стремился и на миллиметр быть отцом.

– Я, ваша честь, полагала, что нельзя лишать детей родного отца, – вяло и деморализовано отбивалась опекунша.

– В самом деле? – пристально смотрела на нее судья. Я боялась дышать. – Я исключаю из дела заключение опеки, а остальные заявления и показания как раз оставлю. И кстати, что по существу дела может добавить приемный отец?

Пристав вызвал Родриго. Тот вошел, опасливо огляделся вокруг, пытаясь определить вектор происходящего. Затем подтвердил свою любовь к Маше, Даше, Саше и ко всем им вместе, а также свою готовность тратить на них свои иностранные деньги. Я смотрела на него в умилении и думала, что если Богу будет угодно оставить этих детей их родному отцу, то это не иначе как карма и наказание за предыдущие грехи всех их предков.

– Все ясно. Суд выслушал все заявленное по делу и удаляется для вынесения решения. – Судья встала и легко пошла в дальний кабинет. Я так и видела, как она там посидела минут десять, читая какой-нибудь любовный роман Джудит Макнот, потом встала, посмотрела на себя в зеркальце, пошевелила губами, размяла ротовую полость, состроила строгость на своем веселом деревенском лице хохотушки и вышла к нам.

– Встать, суд идет, – грозно начала она зачитывать длинный монолог пояснительной части решения суда. – Слушалось дело такое-то, были приведены следующие доказательства. Были заслушаны такие-то свидетельства. Выяснилось следующее: на основании статьи номер такой-то нарушены права детей. Родительские права используются без фактических обстоятельств, указывающих на правомерность их использования. Родительские обязательства не выполняются. Отцом фактически является другой человек. В интересах детей суд постановляет лишить… Обязать… Иск удовлетворить…

– Спасибо, – бурно закивала головой Маша. В ее глазах стояли слезы. Слезы радости. В моих тоже было мокро, но я дергалась не поэтому. Я смотрела на Максима и пыталась понять, как он себя чувствует. Не слишком ли все прошло унизительно для его профессионального самоуважения.

– Как же можно лишить детей отца?! – возмущенно завопил МУЖ. Он попытался подойти к судье, но она так на него посмотрела, что он тут же замер, словно бы уперся в невидимую стену.

– Дело закрыто. Вы можете его оспорить в течение семи дней. Затем решение вступит в свою законную силу, – сказала как отрезала она и вышла из зала заседания.

– Вы же мне обещали, – решил наехать на Максима МУЖ. – И что теперь? Плакали мои денежки?

– Я этого так не оставлю, – бурно отреагировал Максим. Я видела, что его пальцы нервно щелкают замком портфеля. Он в бешенстве оглядывался на меня. Я заставила себя отвернуться и встать. Мы с Машей вышли из здания и пошли к машинам. Родриго уже ждал ее около красивого дорогущего джипа и улыбался. Его женщина досталась ему одному, а в качестве бонуса к ней приложили еще и двух чудных здоровых ребятишек, которые будут выбегать ему навстречу с криками «Папа, что ты нам купил», как в свое время он выбегал на встречу своему отцу. Красивая Маша родит ему еще детей. Нет, он определенно не зря терпел все эти ужасы. Теперь в его руках главный приз.

– Что теперь? – оторвала меня от моих мыслей Маша.

– Подождем семь дней. Потом я попробую заплатить секретарю, чтобы она побыстрее выдала решение суда на руки. И все!

– Нам его показать на границе?

– Да. А можно еще немного задержаться и в ЗАГСЕ поменять детям свидетельства о рождении. Пусть они там будут Оливейра, как и ты. И там уже не будет значиться отца.

– Правда? – захлопала в ладоши она и от избытка чувств расцеловала меня в обе щеки. – Что бы я без тебя делала?

– Нашла бы другого адвоката, – отмахнулась я и посмотрела, как она целует своего Родриго и садится в джип. Вот, наконец, я осталась одна около здания суда. Все уехали. Мне стало грустно, потому что было непонятно, что же мне лично делать дальше. Снова возвращаться к своей безрадостной жизни в посольстве. Снова бояться увольнения и обходить Шарова десятой дорогой?

Экстремальная трасса последних двух лет вымотала меня всю без остатка. Я решила, что больше не готова тратить свою жизнь на подпирание бетонных стен. Черт бы с ней, со стабильностью. После того, что случилось, я поняла про себя все. Я умная женщина, прекрасный адвокат, но меня явно не ждет семейное счастье, потому что Господь Бог, по-видимому, забыл создать на свет мужчину, способного вынести мои неженские штучки. Это огорчало, но, по крайней мере, гнуть мою талантливую спину на этих хреновых иностранцев я больше не собиралась. Да, я решила уволиться. Я не знала, что будет дальше, но сам факт, что я стою в отделе кадров за аккуратной стойкой и пишу заявление об увольнении по собственному желанию, вселял в меня море оптимизма. Самое удивительное, что в действительности я даже немного сожалела о том, что пришла пора уходить. Ровно настолько, чтобы можно было душевно полить слезы за бутылочкой текилы с подружками в местном посольском баре. Но, конечно, недостаточно, чтобы я захотела задержаться в охране еще хоть на день. Одна мысль о том, что через какое-то время я буду работать в кабинете с красивым столом, креслами для посетителей и всеми возможными условиями, придуманными человечеством для создания комфорта, вселяла в меня буйную неконтролируемую радость. Со дня получения памятного решения суда, прошло две недели. Я разместила в Интернете резюме с указанием всех или почти всех судебных процессов, в которых принимала участие. Меня, конечно же, подвергли самому пристрастному осмотру, словно бы я была букашкой, которую разглядывают в лупу, но в конечном итоге все-таки наняли. Господи, я так боялась остаться ни с чем, а в действительности на поиск хорошего места потратила всего две недели. В крутом офисе крутой директор смотрел на меня на букашку, но ему нужен был адвокат, а я, как ни крути, была выпускницей крутого ВУЗа, в совершенстве знала немецкий язык (а как иначе, если я проговорила на этом языке в посольстве кучу времени), имела обширный опыт, знала от и до компьютер и др. Много всяких других «др».

На собеседовании меня посадили в середине большого овального стола, между двумя директорами адвокатского бюро. Один из них был ужасно толстым, а другой таким тонким, что я словно попала в детскую сказку. Они сели с разных сторон стола и стали забрасывать меня перекрестными вопросами.

– Какой ВУЗ вы окончили? Покажите диплом, – строго велел мне тонкий – седовласый евреистый мужчина с тонкими волосатыми пальцами и длинным носом. Я сунула ему корку, и он скривился.

– Вы не отличница?

– Нет. Я не стремилась прогнуться под каждого преподавателя. Я не понимаю, зачем мне учить историю партии, например, – довольно нагло ответила я, ибо знала, что каждому мил не будешь, и подо всех не прогнешься.

– Понятно, – процедил он, снял очки и принялся изучать все детали моего наряда.