перстни. Которые, за неимением карманов и других надежных мест, романтики большой дороги тут же распихивали по голенищам или нацепляли на себя, вплоть до вдевания в ноздри. Если таковые еще имелись, а не были вырваны палачом.

М-да… Даже как-то жутковато сделалось. А куча золота отчетливо завоняла кровью и тленом.

— Сестра-командир…

Как сказал в схожей ситуации батька Махно: «Ох и труден атаманский хлеб. Ни минуты покоя…» Впрочем, может он этого и не говорил.

— Да, сестра.

— Бивак разбит. Ужин готовится. Мужчины стаскивают в кучу последнее из более-менее ценного. Может, пора к наказанию приступить?

Вот уж неймется ей. Ладно, я тоже не из тех, кто предпочитает оттягивать неприятные моменты. Особенно, неизбежные.

— Да, ты права. С делами лучше покончить до ужина. Отойдем в сторону?

— Зачем… — амазонка пожала плечами. Потом быстро стащила через голову перевязь и с поклоном вручила мне меч. А когда я приняла оружие, расстегнула камзол, бросила его под ноги, шагнула к ближайшему дереву и обняла за ствол. — Я готова, сестра-командир.

Ну, готова, так готова…

Я перехватила ножны удобнее, встала сбоку и врезала плашмя по подставленной заднице… словно теннисной ракеткой.

— М-м-м?.. — промычала удивленно Елена.

Она-то думала — я по спине бить буду. Извини, подруга. Этому меня не учили, а если сослепу колотить, можно и покалечить. Моя бабушка, всегда отцу говорила, когда тот нас с братьями уму-разуму учить собирался: «Рукой не бей и по спине не бей — ты силы не чувствуешь. Возьми розгу или палку, да по заднице надавай. Там костей нет. Не перешибешь…» Вот и я не собиралась собственноручно калечить лучшего бойца в отряде. А о такую округлость, намозоленную седлом, проще меч сломать, чем организму повредить.

— Да сопутствует вам удача, люди добрые…

Я от неожиданности чуть орудие экзекуции не уронила. Зато сумела сдержаться и на голос повернулась неторопливо. Сообразила, что враги сперва стреляют, а потом здороваются. Да и девочки-рыбачки тоже не спят. И если незнакомца еще не утыкали стрелами — значит, он не опасен. По крайней мере, с виду.

Ну, да… В монашеской рясе, и темном плаще с капюшоном. Капюшон, правда, отброшен — можно разглядеть усталое, покрытое морщинами лицо, в благородном обрамлении седых волос, усов и такой же, густо покрытой серебром, коротко подстриженной бороды.

— Позволите у вашего костра погреться?

Да запросто. Если бы перечисленным выше вся благообразность незнакомца не ограничивалась. В плечах он был пошире моряка, хотя и не так высок. Левая пола длинного плаща подозрительно оттопыривалась, а в поводу он вел явно не монастырскую лошадку — такому боевому коню даже граф Тьерн позавидовал бы.

— Огня не жалко… Хоть и не зима сейчас, а отказывать путнику в месте у костра, даже у варваров не принято.

— Благодарю… Да будет благосклонен к вам Создатель.

Незнакомец подошел ближе и присел рядом с костром, с удовольствием вытягивая руки к пламени. Обе… Демонстрируя пустые ладони.

М-да… А конь даже головы не склонил. Так и застыл на месте, хоть и не удерживает больше уздечку хозяйская рука.

— Развлекаетесь или пытаете?.. — кивнул небрежно в сторону Елены, так и не отпустившей дерево. Ну, правильно, по законам амазонок, пока воительница не получила наказание сполна, она как бы не считается членом отряда.

— Заканчиваем спор о том, что важнее — послушание или инициатива…

— Да? — заинтересовался седовласый. — И к какому выводу пришли?

— А разве не видно? Инициатива, конечно… хоть и наказуема. Все, сестра… Можешь больше не обнимать этот дубок. Если только не влюбилась…

— Еще пять ударов… — негромко произнесла воительница, даже не пошелохнувшись.

— Да, — поддержал амазонку Нострадамус. — Я тоже считал. Еще пять ударов… И это не дуб, а граб…

— Если я сказала «все»… — Вот засранцы, все время так и норовят перечить. Даже голос пришлось повысить. — Значит, «все». А если кто-то в словах командира сомневается, то будет пятьдесят пять! Обоим! Так доступно? Или объяснить?

— Спасибо, сестра-командир, — понятие дисциплины амазонке все же было не чуждо и дополнительных разъяснений не понадобилось. Нострадамус что-то проворчал себе в заросли, но тоже внял голосу разума. Ну и правильно. Раздраженная женщина куда страшнее даже самого голодного мужчины.

— Держи… — я протянула меч Елене. — Но, впредь, постарайся не лезть поперед матери в пекло. Стоило хотя бы допросить.

— Да, сестра-командир… Клянусь…

— Проехали…

Я тоже уселась у костра и посмотрела на незнакомца.

— Не желаете представиться, сударь? Кем будете? Куда путь держите? Впрочем, дорога здесь одна и ведет только к дворцу. Так что последний вопрос снимается. А вот зачем — куда интереснее. Надеюсь, вы не из тех, кто считает, что его матушка могла согрешить с Императором? Прошу прощения за пошлость…

— Матушка моя, хоть и была фрейлиной императрицы, — даже бровью не повел на мою выходку седой мужчина, — императору вряд ли нравилась. Покойный предпочитал пухленьких блондинок. Да и годами гораздо моложе. А прибыл я из Долины… Примите мои соболезнования.

Он поднялся и церемониально поклонился.

— Родителей ваших я предупредить не успел, так, может, хотя бы вас смогу защитить. Ах, да… Я не представился. Сэр Максимилиан. Командир личной охраны его Императорского Величества… Бывший.

— Что?!

Либо мы со Светланой воскликнули одновременно, либо эхо отразило мой голос.

— Вы…

— Прошу прощения, госпожа Эвгения… — седой по-прежнему говорил обращаясь только ко мне. — Я бы предпочел продолжить разговор наедине. Поверьте, мне есть что рассказать. А вам — подумать все ли из этого стоит знать остальным. Я имею в виду, прямо сейчас. Прежде чем вы решите, как действовать дальше. Но, если прикажете…

И он снова учтиво поклонился.

Ну, что ж, смысл в этом есть. Командир я или погулять вышла? Почему не послушать в одни уши? Пересказать остальным… или попросить повторить во всеуслышание всегда успеется. А вот то, что знают трое, как говорят немцы — известно даже свинье.

Глава шестнадцатая

В командирской должности, как оказалось, есть не только минусы, но и плюсы. Обычно ведь как, — если кто-то хочет с кем-то посекретничать, то встает и уходит в сторону, уводя с собой собеседника. А у начальства все иначе. Я — осталась греться у костра, а мои спутники немедля нашли себе занятие поодаль. Оставаясь в приделах прямой видимости, на всякий случай, но если не кричать — ничего не