Она слушала объяснения Тео, рассеянно кивая. Потом спросила:

– Где же ты ночуешь, Винни?

– Да так, знаете… Где придется.

Экономка нахмурилась:

– А родители твои где?

Тео незаметно закатил глаза. Сколько он в своей жизни выслушал таких же никчемных вопросов! Винни поерзал на месте.

– Где папаня – не знаю… А маманя… это… в ституции живет.

– Где?..

– В ституции.

– Как-как ты сказал?

– В ституции, – повторил Винни, маясь и разглядывая свои босые ступни.

Тео подтолкнул его к кухонному стулу и сел рядом.

– Я всегда думал, за что в институции отправляют? – пояснил он ради миссис Клэй. – Обычно за то, что не к месту разболтался, не к месту промолчал, был слишком глупым или не по делу упрямился… Короче, вел себя по-людски, только в неподходящей компании. Вот тебя на перевоспитание и забирают.

– Так и есть, – подтвердил Винни.

Он скрестил руки на груди и надулся, только в глазах, устремленных на Тео, мерцала тайная благодарность.

Миссис Клэй, бледная, опустилась на стул:

– Ясно… понятно… Ты приходи сюда, Винни, если однажды проголодаешься…

Ее снедало смутное чувство неадекватности подобного милосердия, но предложение бо́льшего наверняка влекло за собой немалые сложности; было похоже, что проблема требовала обдумывания, долгого и нелегкого. Открыв хлебницу, она вытащила булку с коринкой, нарезала, вместе с маслом выставила на стол.

Разговор тем временем продолжался.

– Винни хочет помочь нам, – сказал Тео. – Для начала он обещал рассказать то, что ему удалось выяснить о сделке Шадрака с Бродгёрдлом!

Напоминание Тео, а пуще того хлеб с маслом отвлекли Винни от грустных размышлений об институциях и институтках. Он выпрямился на стуле:

– У Бродгёрдла книга есть. Вот. Он хотел ее Шадраку отдать.

– И отдал, – сказал Тео. – Вот только какую…

– Эту книгу какой-то другой Шадрак написал.

Тео прищурился:

– Это как?

– Ту книгу, – повторил Винни, – написал какой-то другой Шадрак Элли. Ее издали в тысяча восемьсот девяносто девятом, прикинь? Она вся про карты, которых мест и на свете нету, и еще про войну…

– Ясно, – с облегчением вздохнул Тео. – Это дрек.

– Что такое дрек? – спросил Винни и взял еще ломоть булки.

– Это слово придумали в другой эпохе, – сказал Тео. – Оно значит «мусор». Так часто называют вещи из чужой эпохи, которым не место у нас. Вроде той книги.

– Короче, Бродди использовал книгу, чтобы объяснить Шадраку, чего он хочет. Сам он это называл спансией…

Тео и миссис Клэй переглянулись.

– Экспансией. На запад, – машинально поправил Тео. И продолжал, размышляя вслух: – Он хочет силком присоединить Пустоши и Индейские территории, вот о чем речь.

– Ага, – с набитым ртом подтвердил Винни. – И он хочет помощи от Шадрака. Даже согласился ради этого выпустить Шадрака из каталажки!

Миссис Клэй возмутилась:

– Но с чего бы мистеру Элли на такое соглашаться?..

– Из-за вас, – глотая недожеванный кусок, сказал Винни. – Из-за вас двоих.

Тео и миссис Клэй непонимающе уставились на него.

– Вы же оба из Пустошей, так? – пояснил беспризорник. – И бумаги у вас липовые. Короче, Бродди пронюхал об этом. И требует, чтобы Шадрак ему заплатил!

Тутовый шелкопряд, склонный вместо шелковицы питаться виноградной лозой, был ввезен купцами, посещавшими Срединные пути. От них же стали известны своеобычные свойства производимого им волокна. Если одежда, сшитая из подобного шелка, принадлежит одной лишь владелице, она перенимает часть хозяйской природы. Даже покинувшая сей мир некоторым образом остается присутствовать в ткани из нитей, спряденных удивительным существом. Сделалось обычной практикой, умирая, оставлять любимым свои шелковые одеяния, иначе называемые плащаницами…

Фульгенцио Эспаррагоса. Полная и официальная история Папских государств

30 июня 1892 года, 7 часов 00 минут

И Эррол, и Златопрут каждый год проходили пешком многие сотни миль. Оба этим гордились. Златопрут даже не предполагала, что кто-то из другого племени способен так же неутомимо, скорым шагом поглощать расстояния. Эррол же, до последнего дюйма изучивший все дороги между Севильей и Гранадой, представить себе не мог, чтобы кто-то здесь ориентировался уверенней его самого. Он все поглядывал на темный капюшон Вещей: как она еще не сварилась в этом плаще?.. В свою очередь Златопрут знай косилась на его оружие и тяжелые сапоги. Все вместе весило фунтов, наверное, тридцать. И была же охота на себе столько таскать!

Они шагали размашисто, не разговаривая, наблюдая друг за дружкой. Эррол до того сосредоточился на быстрых шагах Златопрут, а она – на шорохе его подошв, что даже не замечали, с каким трудом поспевала за ними София.

Выбравшись из Севильи, они обогнали уже немало пешеходов, двигавшихся в том же направлении. Еще четверть мили, и София увидела порядочную толпу, собравшуюся у крохотной каменной часовни.

– Что это за место? – спросила она, стараясь отдуваться потише.

– Храм Святой Леоноры, – пояснил Эррол. – Внутри лежит ее плащаница. Паломники каждый день приходят на поклонение.

– Плащаница? Что это такое? – спросила София в слабой надежде, что объяснение вынудит его хоть немного придержать шаг.

Златопрут оглянулась на девочку и сразу остановилась:

– София, да ты же совсем выдохлась!

Та смутилась и проворчала:

– У вас ноги длиннее.

– Прости, милая. – Златопрут сурово глянула на сокольничего. – Опасно или нет, мы не должны так нестись!

С этого момента Эррол и Вещая пошли медленней. Каждый вдох по-прежнему наполнял легкие пылью, но Софии хотя бы не приходилось выкладываться, гоняясь за взрослыми. Скоро они миновали еще одну святыню, притулившуюся под громадным раскидистым дубом. У входа перешептывались две молодые женщины под вуалями. Эррол кивнул им, проходя мимо.

– Ты никак придерживаешься веры Креста? – спросила Златопрут.

– Вообще-то, да. – Эррол метнул на нее косой взгляд. – Многие часовни вдоль этой дороги заслуживают посещения…

– Надо думать, они отмечают места чудес?

– Надо, – ответил он по-прежнему резковато. – Клирики Папских государств для меня не такие уж духовные светочи, но некоторые чудеса из числа случившихся здесь тронули бы даже сердце самого заскорузлого язычника!