Лицо воина вспыхнуло, глаза расширились. Он отбросил плащ. Затем прыгнул со стены.

На полпути к земле вдруг очнулся и стал дико трепыхаться, пытаясь найти точку опоры. Тело разбилось о скалы, и ветер поглотил предсмертный вопль.

Внезапно шквал стрел взметнулся в воздух. Люди подчинились приказу Солона: стрелять, как только случится нечто странное. Туман всколыхнулся, и Солон увидел огромный фургон, который в окружении халидорских солдат тащили вперед шестеро туров. Сердце подпрыгнуло, когда первая волна срезала с десяток халидорцев. Туры приняли несколько стрел на себя и даже не споткнулись.

Ливень стрел иссякал.

Солон видел, как одни воины сами бросаются вниз со стены. Другие, с луками в безвольных руках, трясли головами, погруженные каждый в свои видения.

Не смотри, Солон. Не смотри.

Я не верю этому. Только один быстрый…

Магия прогрохотала мимо так, будто Солон летел с огромной скоростью.

И затем тишина.

Солон моргнул. Он стоял в Зале Ветров. Пышный нефритовый трон сиял зеленым, подобно водам залива Хоккай. На троне сидела женщина, которую Солон едва узнал. Кайде Вариямо было шестнадцать, когда он покинул Острова. Хоть он и знал с той поры, когда оба были детьми и играли вместе, что Кайде станет красавицей, ее чудесное превращение смутило Солона. Она укоряла его за то, что избегал ее. Только выбора не было. Он знал, что должен уехать навсегда, но никогда не готовился к тому, что сотворит с ним вид красавицы.

Спустя двенадцать лет она прибавила в грации и уверенности. Не знал бы ее так хорошо, никогда бы не заметил легкой опаски в глазах: «Думает ли он по-прежнему, что я прекрасна?»

Да, все по-прежнему. Блестит оливковая кожа, черные волосы ниспадают на плечи, озорные глаза светятся умом и мудростью. Возможно, тогда было меньше мудрости и больше озорства, но в губах все так же пряталось улыбок на три жизни. А если и виднелись легкие морщинки вокруг глаз и губ — дань ли это хорошо прожитым годам? Солон считал их знаком отличия.

Он окинул взглядом тело в легком шелке голубой нагики, скроенной так, чтобы подчеркнуть совершенство каждого изгиба. Узкий золотой поясок на талии, шелковая бретелька через одно плечо. Живот по-прежнему плоский и мускулистый. Никаких растяжек — Кайде никогда не рожала детей. Он задержал взгляд на открытой груди.

Ни малейшего изъяна. Она прекрасна. Мысли Солона прервал ее смех.

— Что, мой принц? Так долго жил в Мидсайру, что позабыл, как выглядят груди?

Солон покраснел. После стольких лет, видя, как женщины считают обычные части тела эротичными и наоборот, он вконец смутился.

— Прошу прощения, ваше величество.

Опомнившись, Солон попытался преклонить колени, однако что-то помешало.

Ну да неважно. Важно то, что перед ним. Он не мог отвести глаз.

— Тебя очень трудно найти, Солонариван, — заметила Кайде.

— Сейчас просто Солон.

— Ты нужен империи, Солонариван. Я не потребую ничего. Ничего, кроме… наследника. Если нужны палаты для госпожи, их предоставят. Ты нужен империи, Солон. И не только из-за знатного рода. Сам по себе. Ты нужен мне. — Она выглядела ужасно хрупкой, даже ветер и тот переломит. — Я хочу тебя, Солон. Хочу так же, как и двенадцать лет назад, да и раньше. Но теперь я хочу твою силу, стойкость, дружбу и…

— Кайде, любовь моя, — перебил Солон, — это все твое. Я люблю тебя. Любил всегда.

Она засияла, как в детстве, когда он дарил ей особенный подарок.

— Я скучала по тебе.

— Я тоже, — ответил он, и к горлу подступил комок. — Боюсь, что никогда не сумею объяснить, почему оставил…

Кайде шагнула ближе и приложила палец к его губам. От прикосновения он весь затрепетал. Сердце гулко билось. Ее запах, тот самый, заставил его вспыхнуть. Взгляд лихорадочно блуждал по ее телу и не мог насытиться. Одна прекрасная линия, изгиб, цвет и тон переходили в другие, увлекая все дальше.

Улыбаясь, она положила ему ладонь на щеку.

О боги, я пропал.

У Кайде был тот же нерешительный взгляд, как и в последний день, когда она его поцеловала и Солон чуть не разорвал на ней одежды. Поцелуй, за который отдал бы все на свете. Начала она с легкой пробы, чуть тронув тонкую нежность его губ, затем притянула к себе. Как и в тот день, вдруг стала агрессивной, словно все годы без Солона страсть лишь нарастала. Кайде тесно прижалась к нему, и он застонал.

Она резко отстранилась, тяжело дыша. Глаза горели.

— Пойдем в палаты. Клянусь, на сей раз моя мать к нам не ворвется.

Кайде шагнула на высокую ступеньку и через плечо бросила взгляд на Солона. Отошла чуть в сторону, покачивая бедрами, дьявольски усмехнулась и скинула с плеча бретельку нагики. Он попытался шагнуть следом, но соскользнул обратно.

Девушка сняла с талии золотой поясок и беспечно уронила его на пол. Солон напрягся, чтобы сделать-таки проклятый шаг. У него перехватило дыхание.

— Я иду, — выдохнул он с трудом.

Она тряхнула бедрами, и нагика шелковой лужицей упала на пол. Взгляду предстали бронзовые изгибы тела и блестящие водопады черных волос.

Солон кашлянул, он не мог дышать. Однажды все это отвергнув, отказаться и сейчас? Ну уж нет. Он захлебнулся кашлем и упал на колени.

Кайде шла по залу, улыбаясь. На стройном теле играли блики света. Длинные-длинные ноги, тонкие лодыжки. Он вновь поднялся на ноги и напрягся. Веревки держали крепко.

Почему она улыбается?

Кайде бы не улыбалась, глядя на то, как он задыхается. Кайде вообще бы себя так не вела.

Ее манеры не просто подходили девушке, которую он знал, а были точной копией прежних. Только лицо состарилось.

Женщина, уже десять лет королева, не опустила бы так быстро все барьеры. Она представляла собой все, о чем он мечтал, на что надеялся, — Кайде настоящая пришла бы в ярость.

Видение вмиг исчезло, и Солон вновь оказался на стене. Взгляд через край — только веревки удержали от смертельного прыжка.

Вокруг ужасной смертью погибали люди. Живот у одного раздулся втрое; воин продолжал руками ловить воздух, словно запихивал еду в глотку. Другой стал фиолетовым, крича тому, кого рядом не было. Однако выкрикивал он уже не слова, голос давно сорвался. Время от времени воин харкал кровью, но кричал не переставая. Еще один вопил: «Мое! Это мое!» — и бил по каменной стене руками, словно его атаковали. Руки превратились в кровавые обрубки, а он все продолжал. Остальные лежали замертво — без видимых причин.