— Это была ошибка. Они должны были взять его живым. Таков был мой приказ.

— Значит, ты умрешь, бан. Вам нужна была власть, поэтому вы служили Гнезду, независимо от позора. И пусть действительно все было так, как ты сказал. И пусть действительно твои предки пошли в услужение к Матерям, чтобы выждать подходящий момент и изгнать Шершней. Ну и что? Ведь вы мучили невинных, убивали, чтобы потрафить врагу, а когда пришел час испытания, ты бросил свой народ.

— Послушай, мы выжидали ради блага…

— Может, и хороши были ваши планы, может, когда-нибудь они и исполнятся. Но кровь на твоих руках, кровь склеила твои волосы, кровь блестит в твоих глазах. И это ничего не изменит. Разве что твоя кровь…

Пенге Афра прыгнул. Метнулся вбок, к топору. Вероятно, он рассчитывал на то, что задумавшийся и разговорившийся Дорон даст ему достаточно времени. Не дал. Острие карогги вонзилось в горло владыки и разорвало его прежде, чем мертвое тело упало на землю. Светлая кровь вырвалась из раны, волна дрожи сотрясла тело Пенге Афры.

Магвер почувствовал, что к нему возвращаются силы. Он медленно поднимался, глядя, как Лист опускается перед Пенге Афрой на колени, макает пальцы в его кровь и рисует себе красные полосы на лбу, веках, носу, губах. Потом встает и плюет на тело врага.

Обычай был исполнен. Кровная месть свершилась.

Бальд Афра даже не дрогнул. Он смотрел на смерть отца точно так, как до того на бой, словно мысли его поглощало нечто совершенно иное.

Только теперь Магвер сообразил, что в Даборе все еще идет бой. Гул огня заглушал крики. Дым заслонял небо.

Бан был мертв, Дабора пылала, Шершни убивали повстанцев. Мир уже никогда не будет таким, каким был только что. В одном этом Магвер был уверен. Внезапно его охватила тоска по дому. До его деревни, вероятно, еще не добрались отряды Города, но кто знает, через три, четыре дня…

Дорон остановился напротив Магвера, положил ему руку на плечо. Кровь слепила в косички бороду и волосы Листа, лицо было грязным, закопченным. Только глаза блестели, как всегда. Магвер заметил, как на их зеленых радужницах появились красные сеточки. У сеточек был такой же цвет, как на щеках Дорона.

— Пошли, — сказал Лист. — Возвращаемся в лес.