Изящный маленький Гронк. Почему он раньше о нем никогда не слышал?

Венецианская стена вокруг деревни, полуразрушенный венецианский форт на мысу. Минареты времен турецкого владычества поднимались над маленькой тихой гаванью, которую окружали благородные каменные арки высоких и узких домов венецианских купцов. Внутренние дворы позади домов прятались от зимних ветров за высокими стенами. Там разбегались от гавани крохотные переулки, а нависающие верхние этажи почти полностью закрывали небо.

Яркий осенний день, сверкающая голубая вода, ярко раскрашенные рыбацкие лодки тихо ударяются о пристань, несколько старых рыбаков чинят сети, или промывают морских ежей, или бьют о камни маленьких осьминогов. В гавани было только одно кафе, просторная площадка с расставленными вдоль воды столиками, огромной печью и внутренними арками, которые свидетельствовали о том, что при венецианцах это была корабельная мастерская. Нубар поел и выпил в спокойной маленькой гавани. греясь на солнце, мягкие рыжеватые отблески которого падали на истертые камни старых венецианских домов.

После обеда он поговорил с супружеской парой, которая держала кафе. Они рассказали, что в Гронке не бывает никого, кроме крестьян с окрестных ферм, которые привозят сюда продукты. Мужчины рыбачат и выращивают апельсины, женщины занимаются детьми и курами. Этот прекрасный забытый уголок Средиземноморья помнит венецианцев и турок. Половина домов в гавани пустует, и их можно купить за гроши, если кто-нибудь захочет, хотя на их памяти такого еще не случалось.

Нубар был восхищен; он сразу же вернулся к Махмуду и начал описывать красоты маленького Гронка. Махмуду понравилось то, что он услышал, но у него сразу появились практические вопросы.

Конечно, уверил его Нубар, в кафе ему будут дважды в день подавать крылышко цыпленка. И подвалы набиты пивом, тутовой ракией и вином, а большая печь внутри будет радовать и греть в дождливые зимние месяцы, а в остальные времена года столики у воды к его услугам. Здесь Махмуд сможет, как всегда, проводить часы бодрствования, следуя своему обычному распорядку. Нубар уже поговорил с владельцем кафе, и тот согласился каждый вечер относить Махмуда домой и укладывать в постель, при условии что иностранец всегда будет обедать только в его заведении.

Махмуд заинтересовался. Они вместе вернулись в Гронк, Махмуд купил одну из венецианских вилл в гавани и договорился, чтобы ее отремонтировали. Сидя в своей новой штаб-квартире — милом маленьком кафе у воды, — Махмуд с интересом выслушал рассказ Нубара о Священной албанской фаланге.

Но у меня есть несколько соображений, сказал Махмуд в первый же длинный и хмельной день в кафе «Крабы», на мгновение сверкнув зубами в усмешке и наливая себе еще вина.

Для начала Махмуд решил, что униформы верховного фельдмаршала-генералиссимуса и его заместителя — то есть Нубара и его собственная — будут гораздо более эффектными, если вместо черепа, висящего на шее, взять большую маску из слоновой кости, закрывающую все лицо. Головы будут казаться черепами.

Как тебе, Нубар? Ухмыляющаяся голова смерти, вырезанная из холодной слоновой кости!

Нубар согласно кивнул.

И потом, сказал Махмуд, снова наполняя свой стакан, не стоит ли изменить название нашего элитного войска на Священная албано-афганская фаланга, подразумевая тем самым международное братство, простирающееся далеко за пределами Гронка? Наше братство будет охватывать пределы империи Александра Великого?

Нубар кивнул, хмелея.

Что касается тайных преступлений, необходимых для инициации, Махмуд согласился с тем, что полномасштабные спартанские зверства теперь ни к чему.

Нет, Нубар, времена меняются, и мы не можем убивать детей, сказал он, отмахиваясь от воображаемой летучей мыши, которая вилась у него над ухом. Но какое благородное видение! Воскресить Древнюю Грецию во всей ее славе и даже приумножить эту славу. Ты, наверное, безумный гений. Я всегда это подозревал, а теперь я в этом уверен.

Нубар засмеялся.

Я не сумасшедший, сказал он.

Махмуд осушил еще один стакан и отмахнулся от мыши.

Посмотри, у меня над ухом ничего не вьется?

Нет.

Странно. Я готов поклясться, что что-то покусывает меня за ухом, а вчера оно кусало меня в затылок. А, ладно. Ты готов заказать маски и мундиры сейчас же?

Конечно, немедленно.

Отлично, Нубар, мундиры жизненно важны. Я не знаю, почему именно, но они все равно важны. Мне всегда неуютно, если я ношу что-нибудь кроме мундира или чужой одежды. Понимаешь, о чем я?

Нубар кивнул, Махмуд улыбнулся, и, пока мир утопал в разрушительном отчаянии Великой депрессии, которая произведет на свет так много исторических крайностей, осенью 1929 года над ежедневной порцией пива и тутовой ракии, над жареным крылышком цыпленка и неразбавленным вином родилась элитная организация, основанная на принципах чести и физической чистоты, гомосексуальности и фанатического братства. Священная албано-афганская фаланга, которую два ее создателя нежно называли «АА», была основана в маленькой прекрасной гавани Гронка.

Следующие три года, длинными и ленивыми средиземноморским днями напролет — с ясных вечеров, наполненных пением цикад, сквозь мягкую тень ночи и до блестящего спокойного рассвета, — через изящную венецианскую виллу Махмуда проходила долгая череда крестьянских мальчиков, которых посвящали в чудеса «АА».

Чтобы на вилле постоянно царила тьма, ставни на всех окнах заколотили. Свет множества свечей играл на бледно-сиреневых драпри и мягких низких кушетках, где лежали мальчики, а Нубар и Махмуд, одетые по полной форме «АА», только иногда лениво поднимались, чтобы глотнуть тутовой ракии и поговорить о Древней Греции.

На практике мальчиков одевали лишь раз в году, на закате на Пасху, когда запертые шкафы виллы открывались и всем выдавались мундиры, цепи, кожаные дубинки и жезлы. Сначала приносили торжественные клятвы в подвале, потом в ямах на внутреннем дворе жарили барашков, а за этим следовала долгая пламенная ночь пьяных плясок на вилле — безымянные черные фигуры двигались с этажа на этаж и из комнаты в комнату непрерывной цепочкой.

Но главным наслаждением для основателей «АА» были, конечно, летние празднества на окрестных пляжах, дерзкое пожирание арбузов в лунном свете. Празднества начинались с краткой лекции Нубара по одному из аспектов греческой философии, а Махмуд тем временем вспарывал первый арбуз и раздавал ломти. Но почти сразу они оба растворялись среди мальчиков, и над песками разносились густые шлепающие звуки, липкие пальцы выдавливали зерна, все было испачкано сладкой сочной массой, потому что все новые и новые корочки вспарывались среди ритмично жующих ртов и ритмично плещущих волн; нетерпеливые взгляды озирали ненасытные источники тьмы, а плеск волн замирал к рассвету, становился все мягче и в конце концов смывал летнюю ночь без остатка.