И думала все время только об этой ночи.

Они занимались такими интимными вещами, целовались, покусывали друг друга, упивались вкусом и ароматом друг друга… Это ужасало ее. Интриговало. Смущало. Возбуждало.

Ричард был свиреп, доводя ее до экстаза.

Изабель вздрогнула и спрятала улыбку в густой теплый мех покрывала.

Она знала, что в нем кипит страсть, она поняла это уже после первого их поцелуя в конюшне. Но тогда она еще не знала, куда эта страсть может привести.

Ей будет сложно забыть все это, когда Ричард снова уйдет в монастырь. Будет ли это так же трудно для него? Нет, он ясно дал понять, что ему нужно, в их первую брачную ночь. Он не хочет получать чувственное удовольствие. Он выразил это всего тремя словами, которые он повторял, но их оказалось достаточно, чтобы все прояснить. Я не хочу.

И она сама сделала то же самое, сказала ему те же слова, хотя сердце ее кричало другое. Не долг двигал ею, когда она отдавалась ему с такой охотой. Возможно, он чувствовал то же самое?

Возможно? Она прожила всю жизнь в мечтах и надежде, что, возможно, Ричард полюбит ее, захочет ее, она будет ему нужна. Но она выросла. Настало время избавиться от глупых фантазий и посмотреть в глаза реальности.

Изабель усилием воли заставила себя вылезти из теплой кровати на холодный пол. Холодный воздух и ее нагота заставляли ее спешить. Она быстро направилась к тазику с водой, стоявшему на табуретке у стены, как вдруг дверь резко распахнулась. На пороге стоял широко улыбающийся Ричард.

Не успел он и слова сказать, как она, в два прыжка достигнув кровати, нырнула обратно под одеяло, натянув его до подбородка.

– Доброе утро, Изабель. Я пришел посмотреть, как у тебя дела, и вижу, что дела твои идут как нельзя лучше.

– У меня все хорошо, – сухо произнесла она. Он решил, что ей нездоровится, раз она так долго лежит в постели. Ведь время уже близилось к полудню. – Я уже почти приготовилась для молитвы.

– Тебе вовсе не обязательно молиться по часам, как в монастыре, – сказал он.

Где же все-таки он был? Явно не с ней.

– Но ты же делаешь это, – возразила она, холодно глядя на него.

– Просто по привычке. Но тебе незачем брать с меня пример.

Разумеется, нет. Он вернется в монастырь, и ей не придется делать этого.

– Насколько я вижу, ты и не торопишься изменить свои привычки. А раз так, значит, ты просто не хочешь этого.

Ричард закрыл за собой дверь. В руках он нес кружку эля и кусок свежего хлеба. Он пришел, чтобы порадовать свою жену, неся ей завтрак. А она ведет себя как настоящая злюка.

– Неправда, – спокойно возразил он. – У меня появилось много новых привычек, о которых я и думать не мог еще пару недель назад.

– И много новых бед, – добавила она, взяв эль.

– Нет, беды были у меня всегда. Это я приношу тебе одни несчастья.

– Но это несчастьем не назовешь. – Она поставила кружку с элем на стол. Изабель пыталась показаться веселой, в то время как на сердце ее скребли кошки. Это не его вина. Не по своей воле заключил он этот брак с ней. Но как только Ричард выполнит свой долг по отношению к ней, он покинет свою неудавшуюся жену. Разве она не «счастливейшая» из женщин? Сейчас он принадлежит ей, но это продлится самое большее месяца три. Говоря по правде, разве она не выиграет во всей этой ситуации, если приобретет большой живот и воспаленный мозг в придачу?

– А у тебя нежный язычок, и ты умеешь шутить, – заметил он, усаживаясь на край кровати. Прядь волос упала ему на лоб, как темный осенний лист на водную гладь. Его глаза горели синим огнем.

– Ты первый, кто говорит мне это. Многие считают, что у меня острый язык, если не сказать хуже.

– Если бы они попробовали его на вкус, они не стали бы так говорить.

– Ты очень добрый, – проговорила она, глядя на него поверх своей кружки с элем.

Так ли трудно будет провести несколько месяцев в компании этого человека? Она тосковала по этой близости, этому единению всю свою жизнь. Почему нужно все разрушить только из-за того, что предмет ее фантазий не совпадает с ее идеалом? Она поняла, чего хочет, и настало время вверить все в руки Господа: пусть Всевышний устроит все так, как сочтет нужным. Она примет любое Его решение. Возможно, Он даст ей три года. Три года рядом с Ричардом не покажутся ей несчастьем.

– Я вовсе не добрый, – возразил он. – И тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Я гордый.

– Да, – охотно согласилась она.

– И неловкий.

– Только на словах, – успокаивала она, лаская его руку. На ее губах играла хищная улыбка.

– И многие сказали бы, что я слишком серьезный, – произнес он, поигрывая ее пальцами.

– Я предпочла бы слово «мрачный», – широко улыбнулась она.

– Еще я слышал слово «красивый»…

– Но никто не осмелится произнести это в твоем присутствии, – закончила она.

– Стойкий?

– Решительный.

– Приятный? – Его черные брови сошлись на переносице.

– Вежливый.

– Романтичный? – Неожиданно на ее палец скользнуло золотое кольцо с изумрудами. Ее обручальное кольцо.

Оно было прекрасно.

Оно было совершенно.

Она совсем не так представляла его.

Но оно было лучше, чем даже в самых смелых ее мечтах.

– Безнадежный романтик. – Она потянулась к нему, стремясь поцеловать в губы. Ненужное более одеяло, создававшее между ними барьер, соскользнуло, обнажив ее стройное тело.

Он обвил ее руками, согревая своим телом. Его шерстяная туника терлась о ее нежную кожу, отчего волны возбуждения расходились по всему ее телу. Ричард был полностью одет, волосы причесаны, зубы почищены, а на Изабель не было ничего, кроме мягкого покрывала из черных шелковистых волос.

Она была совершенна.

Он легонько укусил ее за мочку уха.

– Я оставил на тебе отметины, – сказал он. – Ты вся в синяках.

Она обняла его руками за шею и выгнулась ему навстречу. Он посадил ее к себе на колени, и она зажала его туловище между своими бедрами.

– Я должна помолиться и заняться своими повседневными делами. – Она уткнулась ему в шею. Изабель поцеловала теплую кожу на его шее и улыбнулась, ощутив легкую пульсацию под своими губами.

– Нет, мой долг – боготворить тебя, преклоняться перед тобой, что я и собираюсь сделать, – сказал он, накрывая ладонями ее груди, дразня пальцами ее возбужденные соски.

– Ты всегда думаешь только о долге, как я вижу, – сказала она, прокладывая губами влажную дорожку к его рту.