На аэродроме их уже ожидали. Очень так серьезно ожидали: немаленькая территория оказалась оцеплена, а все лишние, включая персонал и свободных от полетов летчиков, удалены куда подальше. Нужно полагать, из соображений «меньше знаешь – крепче спишь». На краю выстланного железобетонными плитами летного поля стояли санитарные автобусы с красными крестами на бортах и пара пожарных машин, возле которых топтались расчеты в брезентовых робах и касках. Выкидные рукава были уже раскатаны и подсоединены к водяному баку; на траве лежали ярко-красные цилиндры пенных огнетушителей. Двигатели всех автомобилей работали, шоферы находились в кабинах, готовые немедленно ринуться к самолету.

Позади спецмашин застыло несколько армейских тентованных грузовиков, легковые «эмки»… и пушечный броневик с наведенной на Ю-52 башней, присутствие которого Степанову было, мягко говоря, непонятно. Не доверяют, опасаясь, что внутри все-таки могут оказаться немецкие диверсанты? Перестраховываются? Ну, возможно, что и так, уж больно ситуация нестандартная… Кстати, интересно, какой у его командира приказ? Сразу долбануть на поражение осколочно-фугасным, которого самолету хватит за глаза, поскольку в баках еще полно бензина, или сначала просто припугнуть?..

Первыми к остановившемуся самолету рванулись медицинские машины: о том, что на борту много раненых, встречающая сторона знала из одного из последних перед посадкой сеансов радиосвязи. На этот раз общались в голосовом режиме, благо будущанская аппаратура подобное позволяла. Заодно им сообщили и о возможном повреждении шасси и одного из моторов, попросив на всякий случай приготовиться к аварийному приземлению.

Пока санитары при помощи бойцов НКВД выгружали раненых, перекладывая их на носилки, остальные, как и было оговорено, оставались внутри, не показываясь на глаза непосвященным. А космодесантники при этом еще и маскировку активировали. Руководил эвакуацией заранее проинструктированный младлей Трофимов, контролировавший, чтобы никто не проявлял ненужного интереса к занявшим ближайшие к пилотской кабине сиденья пассажирам. Да и многое ли разглядишь в полутьме достаточно тесного и узкого отсека? Хорошо хоть в иллюминаторы глядеть не запретили, чем Леха нагло и воспользовался, вызвав очередной косой взгляд особиста.

Медики закончили погрузку, и автобусы повезли раненых, как подозревал десантник, в какой-то из ведомственных госпиталей комиссариата внутренних дел. Немецкий пилот, как ни странно, тоже добрался до столицы живым, окончательно потеряв сознание уже после посадки – и дальше стабилизировать его состояние оказалось не под силу даже практически всемогущей фармакологии спецназовских аптечек. В любом случае повезло: если вовремя проведут операцию, глядишь, и выживет. А коль выживет, то не гробанется вместе со своим летающим грузовиком в мерзлых степях под Сталинградом, пытаясь доставить Паулюсу продукты и боеприпасы. Хотя теперь вовсе не факт, что легендарное сражение на волжских берегах состоится. Для того и работаем, как говорится…

Отвлекшись от размышлений, Степанов взглянул на напряженного, как струна, Ланге, сидящего у противоположного борта. И внезапно осознал, что сдержаться поистине выше его сил:

– Ну что, хер майор, доволен? Насколько понимаю, ты первый солдат фюрера, ступивший на московскую землю. Подозреваю, что и последний. Ощущаешь, так сказать, священный трепет? Хотя, нет, вру, будут еще другие, и много, почти шестьдесят тыщ. Чуть не по всему центру города протопают. А следом поливальные машины будут их дерьмо с асфальта смывать[33].

– Нье совсьем понимайт, – бледно улыбнулся вконец вымотанный абверовец. Отключившие более не нужную маскировку космодесантники заулыбались.

– Михалыч, переведи, будь другом?

– Трепло, – мрачно буркнул Батищев, видевший в электронной энциклопедии впечатляющие фотографии «парада побежденных», тем не менее выполняя просьбу.

Несколько секунд Рудольф переваривал услышанное, затем решительно мотнул головой, выдав достаточно длинную фразу. Контрразведчик, криво ухмыльнувшись, перевел:

– Говорит, что он больше не солдат фюрера, а добровольный помощник и союзник. И пришел сюда не завоевывать, а сотрудничать ради общего будущего. При этом он, разумеется, остается патриотом своей родины, поэтому надеется, что мы понимаем разницу между нацистами и простыми немцами.

– Да уж понимаем, – закаменев лицом, Алексей смерил пленного долгим взглядом, которого тот не выдержал, понуро опустив голову. – Вот только рановато пока для таких разговоров. Поскольку не осознали еще эти самые «простые немцы», во что ввязались и что натворили. Вот когда наши танки в Берлин войдут, тогда да, самое время наступит. А пока – рано!

– Сворачивай политинформацию, – бросил Иван Михайлович, закончив переводить. – Поскольку тоже не время. Да и не место.

И добавил, кивнув на ближайший иллюминатор:

– Выходить пора, вон и товарищи уже сигнал подают.

Степанов взглянул в не слишком чистое остекление. Стоящий неподалеку от самолета офицер НКВД – звания разглядеть не удавалось, да Леха, если честно, так и не научился разбираться во всех этих кубарях, шпалах и ромбах – и на самом деле подавал какие-то знаки, указывая в сторону хвоста. Почти касаясь щекой мутноватого плексигласа, десантник посмотрел в указанном направлении.

К транспортнику подъехала пара грузовых машин, одна из которых сейчас аккуратно сдавала задом, под контролем автоматчика в фуражке с васильковой тульей осторожно приближалась к пассажирской двери. Вторая, вероятно, резервная, остановилась поодаль. Задний борт откинут, брезентовый полог заброшен на крышу тента. Что ж, понятно: сейчас им предстоит, не привлекая лишнего внимания, погрузиться внутрь. В столицу, нужно полагать, поедут в наглухо зашнурованном кузове. Вполне логично, поскольку глупо было бы предполагать, что им позволят побродить, разминая мышцы, по летному полю…

Грузовик затормозил буквально в нескольких метрах от фюзеляжа. Убедившись, что все в порядке, боец закинул за спину ППШ и порысил прочь. Офицер же, наоборот, двинулся к «Юнкерсу». Поднявшись по невысокой лесенке, остановился, с искренним любопытством осматриваясь. Проходить вглубь отсека он отчего-то не торопился, словно чего-то дожидаясь. Или кого-то.

– Всем номерам, – коротко скомандовал Локтев. – Броню вглухую, маскировку активировать, оружие на предохранитель. Максимальное внимание. «Пятый», контроль эфира продолжать, на запись. Без команды ничего не предпринимать. «Нулевой», тебя особенно касается. И без самодеятельности. Все, встречаем гостя.