– Надо же мне знать, что они надумали с герцогом – о грядущей войне и прочем. Артур и Тарвел, похоже, решают все сами, будто меня и на свете нет.

– Ну так поищи их, – предложила Айна.

– Сейчас я смогу найти их разве что в их постелях. Кроме того, сомневаюсь, что у них достанет желания меня слушать. Для них я больше знамя, под которым они соберут армию в бой, нежели что-то еще, и им было бы проще, будь я бессловесен, вроде моего гербового хорька. – Гайвен запнулся и не стал продолжать. Вместо этого он сообщил: – Я и чувствую себя хорьком. Плохая ночь. Мне не спится.

– Тебе тоже? Вот и я уснуть не смогла. Такое чувство, что раньше все было плохо, а дальше станет еще хуже. Хотя, может, это все пустое.

Они помолчали, глядя на огонь и думая каждый о своем.

– Меня учили править, – неожиданно сказал Ретвальд. – Сколько себя помню, меня учили править. Набрали лучших наставников, со всего королевства и из-за границы тоже. Настоящее королевское воспитание. Ораторское искусство. Военное дело. Я был прилежен, никогда не отлынивал от наук. Но это знание… Оно мне не дается. Оно легло мертвым грузом, я не могу взять его в руки. Артур смеется, что я слишком влюблен в свои книги, и порой мне начинает казаться, будто он прав. Книги – они действительно не помогут, и чужие слова не помогут, и чужие советы не помогут. Я должен чувствовать, как следует поступить, не умом, а сердцем. В отце не было подлинной силы. Он носил корону, но эта его корона была просто никчемной железкой. Его никто не уважал, и в него никто не верил. Когда отец говорил, его никто не слушал. «Да, ваше величество». «Нет, ваше величество». «Вы ошибаетесь, ваше величество». Это были просто отговорки, чтобы он замолчал. Ему смеялись в спину и улыбались в лицо. Ему даже кланялись с насмешкой. Даже мать, пока была жива. Я помню, что она всегда говорила, стоило мне упомянуть об отце: «Ах, наш король», – и начинала хохотать. «Наш великий король, как мудро он нами правит! Да, он истинный государь!» Она запрокидывала голову и смеялась – зло, от души.

Голос Гайвена стал совсем тихим.

– А знаешь, что самое страшное? Не то, что отца считали ничтожеством, а то, что сам он в это поверил. Его убивали, но добил он себя сам. Он не неделю назад умер – давно не жил. Я все смотрел на него – и видел, как придворные смотрят на меня. Они кланялись мне, а сами думали: «Вот еще один Брайан Ретвальд, такой же слабак, как и папаша». И я поклялся, что никогда не буду таким, как отец. Я буду достоин трона. Я стану учиться, и выучусь, и вот тогда я смогу, убеждал я себя, садясь за книги и слушая наставников. А этого оказалось мало. Как я могу заставлять людей умирать за меня, если я не достоин их смерти?! – Он замолчал и отвернулся, утонув в тени.

Айна передернула плечами. Жаркая исповедь, обрушенная на нее Ретвальдом, повергла девушку в растерянность. Кажется, в таких случаях полагается попробовать как-то ободрить, утешить, но она совсем не умела утешать, не знала, как это делается. Да и потом, Гайвен говорил правду, и утешать его значило лгать. А она не имела права лгать своему будущему королю, когда на кону стоял весь Иберлен и жизни тех людей, которые еще не умерли, но могут умереть, когда на них обрушатся жернова войны.

Она была дочерью драконов, потомком людей настолько сильных и гордых, что самые небеса позавидовали бы их силе. Она не могла осквернить свои уста ложью. И поэтому Айна сказала:

– Гайвен… Ты говоришь правильные вещи. Но ты не король. И я не знаю, станешь ли ты им.

Ретвальд развернулся к ней – быстро, рывком. Айна вздрогнула.

– А я не знаю другого, – сказал он с жаром. – Не знаю, стоит ли мне становиться королем. Кто такой этой Гледерик Кардан? Отчего столько достойных людей признали его своим повелителем? Может, он будет более достоин, чем я? Может, я разрушу Иберлен, если стану править, а он сумеет спасти? Имею ли я право посылать людей в бой? Твоего брата, лорда Тарвела, простых солдат. Они пойдут умирать за меня, а должны ли?! Никакой человек не должен умирать раньше своего срока, и тем более не должен умирать за неправое дело. Ради ничтожества, которое хочет вернуть Серебряный Престол, как ребенок хочет вернуть отобранную погремушку. Я стою словно в темноте, и мой враг передо мной, хотя я его никогда не видел… а если увижу? Что я должен буду сделать? Убить его – или преклонить перед ним колено?

Он посмотрел на Айну. Шевельнул губами, будто что-то вспоминая.

– Хотя нет, – вымолвил Гайвен Ретвальд, не отводя от девушки взгляда. – У меня есть один довод. Смешной, маленький и ничтожный. Но пока он со мной – мне кажется, я прав.

– О чем ты? – спросила Айна. – Что это за довод?

– Мой довод – ты, – просто сказал Ретвальд.

Девушка отстранилась, настороженно на него глядя.

– Я? Почему я?

«Почему все вокруг норовят использовать меня в качестве решающего аргумента в своей войне? Я человек – или разменная монета для всех этих мужчин?»

– Я люблю тебя, Айна Айтверн, – ответил принц. – Я помню, как тебя представили ко двору. Ты стояла у подножия отцовского трона в синем с золотом платье, а я наблюдал за тобой из своей тени и не мог отвести взгляда. И до сих пор не могу. Я понимаю, я не тот человек, которого ты, наверно, ждешь. Но когда я буду сражаться с Эрдером, я буду сражаться за тебя.

Айна просидела молча с минуту.

Она готовилась к не объявленному еще никем, но очевидному для нее браку с Гайвеном так, как готовится к браку любая леди, – воспринимая его как долг, который предстоит выполнить во имя своей семьи и ее чести. Но этот долг не вмещал в себя и не мог вместить ничего общего с любовью.

Конечно, его высочество был очень красив. Он был хорош собой – с его учтивой речью и благородной внешностью. С рассудительными речами и умным взглядом глубоко запавших глаз, с кудрями цвета ночи. Он был блестящим кавалером, должно быть, однако не вызывал в ней никаких чувств.

Айна просто не знала, что ей сказать. В темнице Эрдера, наверно, и то было легче. Сейчас она не испытывала ничего, кроме недоумения и усталости, и хотела, чтобы этот дурацкий сон поскорее кончился и сменился каким-нибудь еще.

Гайвен придвинулся ближе к ней, оказался совсем рядом.

– Я понимаю, – сказал он. – Это не те вещи, что стоило говорить.

– Гайвен… Гайвен, пойми меня, пожалуйста, правильно…

– Не надо. – Принц чуть отстранился. – Молчи, не надо ничего объяснять. Я понимаю, тебя все равно отдали бы мне в жены, будь живы наши отцы. Но теперь живы только мы с тобой, и если не хочешь – не надо. Я найду, на ком жениться. Я не хочу тебя принуждать. Ни к чему.

– Ваше высочество…

– Да, моя леди?

Айна запнулась, чувствуя в себе смятение. Гайвен Ретвальд – самый завидный жених из всех, что могут ей повстречаться в ее жизни. И он совершенно, ни капли не Александр Гальс. В Гайвене нет отчаянной злости, способной погасить и вновь зажечь солнце. Нет бесшабашной смелости, с которой легко прыгнуть смерти в пасть, нет насмешки, совершенства, силы, гордости, тайны. Он далекий теплый свет, но свет не нужен. Нужна жестокая, безумная звезда, горящая высоко над горизонтом.