— Иду я, з-значит, по тому коридору, никого не трогаю, не обижаю…

— Заморыш, да кого ты обидеть-то сможешь? — обидно загоготал один из слушателей, щеголявший в рваном комбинезоне ремонтника. — Тебя самого кто хочешь обидит!

— В-вот сам и расказ-зывай тогда, раз-з такой умный, — Мик демонстративно приподнял свой тощий зад с продавленной пластиковой коробки, выступавшей в роли кресла.

— Постой, постой, Мик, ну чего ты, — вразнобой загалдели остальные, и сразу пять рук опустилось на плечи наркомана, опуская его на место. — Не обращай на него внимания, рассказывай дальше. Джек, а ты не лезь в разговор! Не хочешь слушать — иди погуляй!

— Да ладно, че вы в самом деле, — смущенно проворчал Джек и протянул Мику почти допитую банку с пивом. — Вот, держи, Мик, промочи горло.

С достоинством приняв подношение, Мик отпил крошечный глоток пива, обвел слушателей взглядом воспаленных глаз и, понизив голос до заговорщицкого бормотания, продолжил:

— Так иду я, значит, по своим делам — на ту мусорку в тупике сто семнадцатого перехода. Там если хорошо порыться, то много чего надыбать можно! Один раз я даже браском там отыскал! 3-зуб даю не вру! Настоящий брас, столько сломанный и овощным желе з-заляпанный! Но все одно я его сдал Питу Старьевщику за семнадцать кредитов. Семнадцать кредов и все мне! Пит еще спрашивает — мистер Мик, чем брать будете? Доз-зерами или карточкой? А я ему в ответ — мне, милейший, карточка ни к чему, давайте доз-зерами, но только не с бодягой какой, а с трехпроцентной снежной пылью. Пит как услышал, так с таким уважением на меня глянул! Сраз-зу понял он — я в делах раз-збираюсь, обдурить себя не дам! Достает из кармана цельную, еще не распечатанную упаковку снежной пыли и говорит…

— Мик! — рявкнуло сразу несколько голосов, и Доза осекся на полуслове. — К черту Пита Старьевщика! Давай про тот коридор дальше говори! Ну?

Поняв, что если он сейчас не вернется к интересующей всех теме, то ему просто намнут бока, Мик Доза заторопился и, глотая слова, начал говорить:

— Дошел я до перекрестка между седьмым и сто пятым и понял — если и дальше по центральным переходам топать, то не дойду. Болел я тогда, — на всякий случай пояснил Мик, и слушатели с пониманием кивнули, хотя все местные знали — Мик Доза если от чего и страдает, так только от ломки. — Подумал я чуток и решил дорогу сократить — через боковые коридоры срезать. Чтобы не по дуге шагать, а напрямик пройти.

— И пошел по боковым? Через служебные? — с явным недоверием переспросил Джек. — Там же крысы!

— И пошел! — Мик гордо выпятил тощую грудь вперед. — Пошел!

— Ну ты больной, Мик, — покачал головой сидящий на мешке с мусором старик. — На всю голову двинутый! Туда же никто не ходит лет сорок уже! От ломки все мозги отшибло?

— Ну да, ломало меня не по-детски, — кивнул было Мик, но тут же очнулся и запротестовал: — Нет! Какая ломка? Говорю же — болел я! Этим… простудился я! Вот! И вообще! Вы слушать собираетесь? А то я человек деловой, мне время терять не с руки!

— Да ладно тебе, Доза, не обращай на них внимания, — успокаивающе прогудел согнутый ревматизмом чернокожий, пошарил в боковом кармане штанов и всунул в дрожащую руку Мика небольшой кусок водорослевого концентрата. — На, пожуй.

Поблагодарив небрежным кивком, Мик убрал концентрат под свое тряпье и продолжил:

— Ну и свернул я на том перекрестке! Иду себе потихонечку, по сторонам смотрю, в пакеты мусорные заглядываю — вдруг дельное что найду! Не поверите — один раз я в таком вот пакете почти непочатую упаковку «дистрола» нашел! Просроченный правда, но вставлял что надо! И вот иду и тут чую, з-запах такой странный по коридору ползет. И такой этот з-запах сильный, что у меня ноги подкашиваться начали! Ну, думаю, вот и лом… вот и болезнь подступила, вз-здохнуть не дает. А коридор тот, уз-зкий такой, и в нем пара отворотов в служебные проходы — канализ-зация там, или еще что, я не в курсах — там таблички, в общем, висели, но я не читал. И пока я глаз-зами хлопал и принюхивался, из одного прохода выполз-зает…

— Ну? — жадно спросили сразу несколько человек, а в руках Мика Дозы, словно по волшебству, появился еще один кусок пищевого рациона — на этот раз заметно побольше.

Приняв щедрый дар, наркот тяжело вздохнул, показывая, как тяжело ему возвращаться к воспоминаниям того страшного дня, но все же справился с этой минутной слабостью, оглядел завороженные глаза слушателей и продолжил свой леденящий кровь рассказ:

— Коридор темный, одна лампочка тусклая мигает, под ногами жижа хлюпает, а из того прохода медленно так выполз-зает… з-зеленый дым!

— Зеленый дым?! — в голос ахнули остальные, а сидевший за спиной одного из работяг мальчишка лет десяти судорожно сглотнул и прижался к отцу.

— Да! З-зеленый дым! А еще через минуту виз-зг дикий слышится! И еще! И еще! Будто живьем кого режут, на куски полосуют! Я как обмер весь! Хочу бежать — а не могу! Хочу вз-здохнуть — а не могу! Все думаю, конец тебе пришел, Мик! З-здесь ты и подохнешь! Сполз-заю, значит, по стеночке тихонько так, слова молитвы вспоминаю, и тут все стихло! Раз-з… и тишина! Только з-зеленый дым все гуще становится, а у меня в голове словно колокол з-звонит, и ноги все тяжелеют и тяжелеют! И из того коридора стон раздается, жалобный такой! Дай, думаю, перед смертью гляну, кто там плачет. З-за стену придерживаясь, пару шагов сделал и з-за угол з-з-за… з-заглянул! А там… з-зеленое облако клубится… а на полу под две сотни крыс лежит, и все они в судорогах бьются, зубищами клацают, кровавой пеной исходят и протяжно так стонут… А потом… потом… — на этом моменте Мик остановился, словно не в силах продолжить рассказ дальше.

— Возьми, Мик, — в руки наркомана втиснули одноразовый пластиковый стаканчик с мутным самогоном. — Хлебни виски! Давай!

Одним глотком опустошив стаканчик, Мик скребанул редкими зубами по зажатому в кулаке водорослевому концентрату и вновь вернулся к повествованию:

— А потом в облаке этом появился ОН! Врать не буду! Я только силуэт в том дыму разглядел! Но и этого хватило! Огромный, под потолок! Глазища красным светятся! Руки до пола достают, и вроде как вместо пальцев у него когти стальные по полу скрежещут! Я обмер, не дышу, моргнуть боюсь! И слышу — смех! Жуткий такой смех! Булькает, сипит, в хохоте безумном заходится! И вот тогда-то он и сказал те слова, после которых я сам не знаю, как за две мили от того места оказался!

— Че сказал-то? А? Че сказал? Помнишь?

— Помню! Вот что: «Я Гиена! Вы все умрете! Все до единого!» И что-то еще про какого-то своего Потрошителя, про внутренности и опять про смерть! Вот так! И я готов поклясться чем угодно — именно он забрал тех «нулей»!

— Забрал? Ты хочешь сказать — убил? — уже далеко не столь спокойным голосом спросил Джек. — Ну что, этот Гиена их убил, да?

— Нет! Хочу сказать — «забрал»! — покачал головой наркоман и протянул стаканчик за следующей порцией самогона. — Трупов-то нет! Где тела?! То-то! Нету тел! Говорю вам — их забрал к себе Гиена!