Между тем по прошествии семнадцати лет своего княжения Рюрик умер, оставив малолетнего сына Игоря на попечение старшего в своем роду, Олега. Олег взял с собой Игоря и пошел с дружиной к Смоленску, оттуда спустился вниз по Днепру к Киеву. Притворившись больным, послал он сказать Аскольду и Диру: «Я гость подугорский, иду в греки от князя Олега и княжича Игоря, да в дороге разболелся. Есть у меня довольно товара: великого и дорогого бисера и всякого узорочья. Придите ко мне без боязни». Аскольд и Дир вышли из города с малой дружиной и взошли на его ладью. Тут их окружили Олеговы дружинники. «Вы не князья, не роду княжеского, а я роду княжеского», – сказал им Олег и указал на малютку Игоря: «А вот сын Рюриков». Убив Аскольда и Дира, Олег сел княжить в Киеве и нарек этот город матерью городов русских. И были у него мужи – варяги, и словене, и прочие, и все они с тех пор прозвались русью.

Вот этим рассказом, доведенным до вокняжения в Киеве Игоря, автор «Повести временных лет» исполнил свое обещание поведать, «откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть».

Давно замечено, что повесть о начале Русской земли, в том виде, в каком она предстает на страницах русских летописей, является достаточно поздним компилятивным сочинением, составленным из разных источников. В ней четко различимы несколько версий происхождения Русской земли.

«Варяжская версия» – призвание из Балтийского региона «варяго-русских» князей, которые, следуя водным путем «из варяг в греки», распространяют название «русь» на население Новгородской земли и Среднего Поднепровья.

«Дунайско-моравская версия» утверждает этнокультурную идентичность полян-руси со словенами Иллирика, Норика и Подунавья.

«Греческая версия» связывает начало Русской земли с нападением на Константинополь («отселе начнем и числа положим»).

Наконец, Никоновская летопись сохранила еще и «местную версию» исконного проживания «руси» в Северном Причерноморье и Крыму: «роды, нарицаемые руси… живяху у Ексинопонта [Понта Эвксинского, Черного моря]».

Посмотрим же, как летописный рассказ соотносится с исторической действительностью.

Один историк Русской церкви в свое время провидчески писал: «Итак, к настоящему моменту можно признать, что были какие-то племена в предкавказском Черноморье, не псевдонимно, а исконно называвшиеся Русью… влившиеся в общий поток нашествий на Византийскую империю и вложившиеся в процесс построения государства Русского»[139].

Создателями этой Таврической (Черноморско-Азовской) Руси были русы, которые, как мы видели, освоили весь центральноевропейский путь «из варяг в греки», от низовьев Эльбы и Одера до устья Дуная с выходом в Черное море. На рубеже VIII–IX вв. «русские» военно-торговые поселения появляются на крымском побережье.

Для византийских писателей обитание «росов» в Тавриде – факт несомненный. Так, Константин Багрянородный относил Русь князя Игоря к «внешней Росии». Из его слов следует, что помимо Руси в Среднем Поднепровье существовала также еще одна, «внутренняя Росия», которая в таком случае должна находиться в Северном Причерноморье (а не в Новгородской земле, как часто толкуют этот отрывок, забывая о системе ориентации античных и средневековых людей: от ближнего – к дальнему; Киевская Русь была для Константина «внешней», разумеется, по отношению к Византии – не к Новгороду).

Начиная со второй половины X в., когда появилась литературная мода называть народы именами, взятыми из античной классики, византийцы без колебаний зачислили русов в «тавроскифы», то есть в скифские жители Таврии, присвоив им имя крымского народа, упомянутого еще Геродотом. Лев Диакон первым поименовал таврами и тавроскифами воинов Святослава, пояснив, что таково якобы их подлинное имя. Он же отметил, что отец Святослава, князь Игорь, после поражения под стенами Константинополя в 941 г., вернулся с остатками флота к Киммерийскому Боспору, то есть к Керченскому проливу. Достоверность сведениям Льва Диакона придает то обстоятельство, что он обнаруживает осведомленность о другом, наряду с керченским побережьем, местоприбывании «тавро-скифов». В одном месте своего сочинения он высказывает предостережение, «чтобы скифы не могли уплыть на родину и на Киммерийский Боспор в том случае, если они будут обращены в бегство». Здесь «родина» русов (Киевское княжество) и Киммерийский Боспор (области по берегам Керченского пролива) разграничены, и, значит, последний географический термин полностью историчен, а не употреблен в качестве неопределенного синонима «севера» или «Скифии» в целом. Даже византийские авторы XI–XII вв., прекрасно знавшие южные границы Древнерусского государства, продолжали писать о «грубом и диком скифском народе Рос», который они помещали на его исконных местах проживания, «у северного Тавра».

Арабский писатель Масуди, побывавший около середины X в. на Кавказе и в Хазарии, заметил, что Черное море «есть море русов. На этом море плавают только они, ибо они живут на одном из его берегов».

Географическая память о русах, некогда живших в Крыму, отразилась и в более поздних документах. На географических картах генуэзских и каталонских торговых домов, основавших в XIII–XV вв. свои фактории в Крыму, нынешняя Тендерская коса носит название Росса, в окрестностях Евпатории значатся Россофар («Росский маяк», что указывает на развитое мореходство у живших здесь русов) и Россока. В Приазовье значатся Rosso или fiume Rosso (вблизи устья Дона) и casale dei Rossi (к югу от Азова). На одном из берегов Керченского пролива, в близком соседстве с городом Матархой, хрисовул Михаила I Комнина от 1169 г. и печать Феофано Музалон (XI в.) указывают область Росию. В сочинении арабского географа Идриси (середина XII в.) город Русийа расположен километрах в двадцати к западу от Матархи (Тмуторокани).

По всей видимости, уже тогда появилась и сама «русская» Тмуторокань. Ее средоточием был остров Тамань с соседним побережьем Крыма и Азовского моря.

Таврическая Русь мало походила на уже известные нам Балтийскую и Дунайскую Русии. Она не была ни племенным, ни государственным или предгосударственным образованием. Скорее ее можно назвать неким историческим обществом, раскинувшимся по побережью Черного и Азовского морей. Некоторым его подобием можно считать Запорожскую Сечь или крестоносное воинство в Святой земле. Состав этого общества в этническом отношении был чрезвычайно пестрым, причем восточные славяне изначально в нем не присутствовали[140]. Этнокультурная ассимиляция таврических русов проходила в сарматском окружении, благодаря чему имя «Русь» в этом регионе впоследствии толковалось весьма широко, покрывая и некоторые другие этносы[141].