Слухи о страшном убийстве на свадьбе быстро распространились по всему Сормову. Поговаривали даже о чертовщине, а также о некой мести потерпевшему за какие-то прошлые грехи. И неудивительно. Ведь на теле Лежнева были обнаружены три раны, и, как показала экспертиза, все они были нанесены разными предметами: кухонным ножом, перочинным ножом и… копьем. Точнее, заточенной толстой березовой веткой. На банальное бытовое убийство никак не походило.

Занимавшийся этим делом следователь 3-го участка Балахнинского уезда Тимофеев, конечно, не мог тягаться с Шерлоком Холмсом, однако таинственное убийство раскрыл довольно быстро. Уже через два дня полицией были задержаны дарьинские пьяницы Кудрявцев, Лебедев и Горшков. Как оказалось, в злополучный вечер все трое слонялись возле дома, где проходила свадьба, им посчастливилось получить «пастушные» от жениха Колесова и купить на них водки. Во время распития оной Кудрявцев сказал, что на вечеринке гуляет Лежнев, на которого еще год назад троица затаила злостную обиду. Но в отличие от конан-дойловского майора Шолто никаких сокровищ гражданин не присваивал, а попросту присвоил бутылку водки, купленную «братвой» в складчину. Точных обстоятельств этого случая, произошедшего за год до описываемых событий, троица уже не помнила, но клятву при случае отомстить «крысе» не забыла. И когда Лежнев был замечен на гремевшей свадьбе, Кудрявцев, Лебедев и Горшков решили, что момент для расплаты настал.

Ну а дальше в пьяных головах возник зловещий план. Лебедев предложил выманить гостя из дома, бросив в него палкой через окно, а потом устроить в подворотне засаду. При этом главным условием было, чтобы в расправе приняла участие вся троица. Дабы «всё по справедливости» и ни у кого потом не возникало искушения сдать товарищей легавым: все замазаны! Клятвой и кровью. Правда, оружия на троих не хватило: только у Кудрявцева имелся более-менее «боевой» кухонный нож, у Горшкова – лишь маленький перочинный, а у Лебедева и вовсе ничего не было. Посему последний наскоро выточил из найденной палки что-то вроде копья и решил, что сойдет. Идиотский план сработал: Лежнев вышел на улицу, где и получил три удара разными предметами.

Вот уж действительно, как сказал классик: «О, времена! О, нравы!»

Кстати, о нравах. Как раз весной 1908 года Россию потряс невероятный скандал. Общественность впервые узнала о существовании в стране некой «Лиги свободной любви». Согласитесь, крамольное и интригующее название. Эта сенсация, видимо, ткнула в одно из самых больных мест российской действительности того периода. А именно – в пресловутое «падение нравов».

Корни «зла», как оказалось, проистекали из опубликованного в 1907 году романа писателя Михаила Арцыбашева «Санин». В нем главный герой в ходе своих любовных похождений задается резонным вопросом: а стоит ли сдерживать порывы и желания своей плоти всевозможными моральными и общественными устоями? Роман вскоре был признан «порнографическим», однако, несмотря на аресты печатных изданий, судебные процессы над автором и пасквили рецензентов, его читала вся Россия. Более того, конфискации и разоблачения, как это обычно бывает, только сделали в общем-то второсортное произведение еще более популярным!

Особенно модным чтивом «Санин» стал у молодежи, а фанаты литературной сенсации стали повсеместно создавать подпольные лиги свободной любви. В уставе одной из таких организаций говорилось, что ее цель – «вернуть человечество к временам, когда физическая красота имела единственное и доминирующее значение и когда она, и только она заполняла жизнь и царила в ней». Вот, оказывается, когда в нашей стране началась сексуальная революция! Гораздо раньше, чем на Западе. Развернутая в прессе шумиха, а также «борьба с порнографией», выразившаяся, в частности, в разгроме публичных домов в Санкт-Петербурге, Варшаве и других городах, также только добавили сторонников движению «за реабилитацию плоти».

22 апреля 1908 года был опубликован приказ министра просвещения начальникам средних учебных заведений о немедленном и строгом расследовании участия учащихся в «лиге». При выявлении подобных фактов гимназистов и семинаристов следовало немедленно отчислять.

«Проповеди свободных отношений между полами сводятся на практике к циничному разврату, пьянству, – писали СМИ. – В этом разврате губит свои силы молодежь на заре своей жизни. И тем печальнее, что к этому разврату, к „свободной любви“ она приступает якобы с идейными целями, которые в данном случае являются ловушкой, прикрывающей смрадную яму». А в московской газете «Раннее утро» было опубликовано гневное коллективное письмо неких 35 педагогов: «В период общей усталости и жажды временного покоя пришли глашатаи разврата. Не с добрыми песнями пришли они к измученным людям, не со страстным призывом к грядущим идеалам, а пришли они – эти обнаженные гетеры – с накрашенными лицами, с циничной усмешкой на бескровных губах, пришли жалкие, слабоумные, с преждевременно увядшими душами».

Учителя сетовали, что молодежь вместо классики, вместо Пушкина и Лермонтова тайком читает упомянутого «Санина», а также издававшуюся нелегально брошюру «Проблемы пола». Речь конечно же шла не о пособии для строителей и плотников, а все о тех же сексуальных отношениях. И в театры молодое поколение почему-то ломилось вовсе не на «Лебединое озеро», а на скандальную пьесу Франка Ведекинда «Пробуждение весны». Как выражались журналисты, «кровь бунтует в зацветающих телах».

Кстати, фраза «период общей усталости и жажды временного покоя» на редкость точно отражает сущность российской жизни в период между 1907 и 1914 годами.

Не успел схлынуть скандал с «Саниным» и «Лигами свободной любви», как осенью 1909 года культурная общественность была снова шокирована. На сей раз причиной стала новая пьеса Николая Ходотова «Госпожа Пошлость», которая сразу после премьеры стала настоящим хитом во всех театрах страны. Вместо того чтобы идти на «Лебединое озеро», «Евгения Онегина», ну или, на худой конец, на какую-нибудь комедию, народ толпами валил на спектакль, в полной мере отражавший свое название. Несмотря на высокие цены, в кассах возникали давки!

Известный дореволюционный актер и по совместительству писатель Ходотов, по мнению критиков, позволил себе всяческие некрасивые намеки на российских классиков. «Молодой писатель приезжает в Петербург со своей… няней. В самом деле, как может быть талантливый писатель без старой няни? – писала пресса. – У Пушкина была няня. Как же мог господин Ходотов отпустить своего героя Владимира Добрынцова (какое славное имя для „положительного“ героя! Даже о такой мелочи подумал) без славной русской ворчуньи-нянюшки! Нянюшка все время сидит и делает то, что и полагается нянюшке, – ворчит и вяжет чулок».

Это ли не высмеивание светлого образа знаменитой няни Александра Пушкина – Арины Родионовны?! Заметили критики в пьесе и другие намеки на творчество великого поэта.

Взять хотя бы этот отрывок: «Жил-был старик со старухою. Пошел раз старик в поле и нашел кобылью голову. Потужил, потужил старик и понес домой кобылью голову. Через три года кобылья голова написала повесть и говорит старику: „Вези меня в город, хочу повесть напечатать“. Потужил, потужил старик и повез кобылью голову в город…»