ему теплее. А в большой пещере, думаю, ему холодно будет. Разве что если вход перекроет снежный заслон, иначе ему не резон зариться на просторное и холодное помещение”.

Рома, ты там в библиотеках покопайся: что за зверь такой пещерный медведь? Раз назван так — значит, в пещерах жил? Наверное, очень уж большой, раза в полтора-два больше наших? Читал где-то я, будто едва ли основной добычей у него был древний человек, то есть этот самый троглодит, что тоже обитал вместе с ним в пещерах. И куда он потом делся, этот пещерный медведь? Человек же вот как-то выжил, а медведя того нет. А может, он просто измельчал, превратившись в обычного бурого?

На этом кончаю, бывай здоров! Нас не забывай, а мы тебя ждём на каникулы. Твой брат Степан.

Яма зело не простая, пещерой называется

Верховья Хамира не самое близкое место. Чтобы навестить Чудскую копь, за день не управиться, даже если подъехать на лесовозе до Масляхи. А раз с ночёвкой, то надо ставить в известность родителей. Пётр Иванович уже забеспокоился:

— Чтой-то вы ходите-ходите, а ни шишек, ни грибов не видно. Что за таинственные отлучки? В прошлый раз принесли грибков, что кот наплакал.

Куда денешься — надо признаваться. Врать родителям нехорошо, но и открывать все секреты нельзя. Стёпа старался быть дипломатичным.

— Мы, отец, нашли чудскую выработку.

— Чудскую? Слышал я, что и Зыряновск основан на этих древних закопушках. Что там у вас, руда? Не дай бог рудник откроют!

— Мы, отец, и сами этого боимся, потому и ходим, чтобы разведать, что и как. А ты на всякий случай помалкивай, тем более Арчбе не проговорись. Ничего, мол, не знаю, за шишками ребята ходят.

— Понял. А что матери скажем? От неё ведь не скроешь.

— А то, что я тебе передал, то и ей скажи.

На этом разговор был закончен, и Стёпа почувствовал облегчение. Что касается Егора и Агафона, то тут объяснением могли быть кедровые шишки и охота. Осенью хозяйственные работы поубавились, и родители их особенно не досаждали с вопросами, куда и зачем ушёл.

15 октября — время, когда на Холзуне начинается зима, но в тайге осень ещё пытается сопротивляться. У подножья, внизу земля сырая и холодная, снежок уже не раз падал и таял; это ещё не настоящая зима, с оттепелями и возвращением по-осеннему тёплых дней, хотя медведи уже ложатся в спячку.

В этот день трое друзей бодро шагали по тропе, проложенной ими самими ещё в летние дни. Вместе с ними бежала весёлая собачка Егора, за плечами которого висела старенькая одностволка. Байкал — опытный на охоту пёс, хотя и не совсем сибирская лайка, но охотнику помощник.

Припорошенный свежевыпавшим снегом, Холзун высился вдали седой и горбатой стеной длинного хребта. В падях и распадках серой периной по утрам лежал туман, всходило солнце, он шевелился, будто там ворочались беспокойные белые звери, таял, клочья его седыми космами цеплялись за выступы скалы, а потом растворялись, будто их и не было. Приметы предзимья в тайге заявляли явственно и чётко нетающим снежком в тёмных и сырых оврагах, подмёрзшей корочкой земли после проливных осенних дождей, поблёкшими травами, серой стеной, всё ещё стоявшей по опушкам пихтачей и осинников. Снежок ещё не придавил бурьяна к земле, как и деревья, буйные травы умерли стоя, и придёт время — тяжёлая снежная шуба спрессует, вдавит их в землю, словно прикатает тяжёлым катком. А пока эти непокорные стебли то и дело вздрагивали, сбрасывая сырой снег на одежду бредущих людей. Степан с Егором молча переносили этот холодный душ, и только один Агафон ворчал:

— Ещё топать да топать, а у меня все штаны мокрые! Как ночевать в сырости будем?

Он хотел ещё что-то сказать, но тут совсем рядом вдруг прозвучал звонкий, как удар гонга, крик ворона.

— Смотри, Гоша, это ворон тебе ответ даёт, Всё лето не видно было и не слышно, а тут вот он — объявился. Предупреждает, что зима скоро. И ведь не видно было до сих пор, как и снегирей.

— А что ты хочешь, у снегиря и имя снежное, они у нас только зимой объявляются.

На тонкой пелене снежка уже обозначились следы хорьков, горностаев и ласок, охотящихся за мышами, пытающимися укрыться под ворохами опавшей листвы. Чёрная белка, свесив пушистый хвост, уркала и сердито цокала на пришельцев, но Стёпа запретил стрелять.

Это время, когда тетерева сбиваются в стаи и носятся от одного колка до другого и лишь в полдень спускаются на землю, чтобы полакомиться ягодами шиповника, рябины или калины. В эту же пору, в сутеми тусклого дня, в серости и сырости северного склона, среди ржавого и тронутого прелью пласта опавшей листвы вдруг замечаешь пряди ярко-зелёной травы. Словно локоны зеленоволосой русалки, травяные мочала явно чувствуют себя привольно в холод и слякоть, а отсутствие солнечного света будто идёт неувядающей траве на пользу. Эта же трава-мурава любит и берега лесных ручьёв, она же прекрасно уживается в глухом сумраке пихтача, иногда даже не имея травяных соседей, блаженствует в полном одиночестве среди желтоватой, голой земли.

Егорка с тоской поглядывал на зубчатые гривы горных увалов, где стояли березняки, столь любезные тетеревам-косачам, и даже Байкал, рыскающий из стороны в сторону, нет-нет да поглядывал на своего хозяина: «Ну что же ты, когда займёмся настоящим делом?»

В сумерках они перебрели обмелевший Хамир, едва мерцавший в темноте серебристыми струями, причём Агафон умудрился зачерпнуть сапогом воды, и стали лагерем под тем же кедром, как тогда в августе, когда их застал ливень.

Языки пламени рвутся вверх, сверкающие искры уносятся к небесам, растворяясь в чёрной тьме. Вдруг что-то светлое метнулось в сторону белеющего берёзового ствола.

Что это? — удивлённо спросил Стёпа.

От Агафона это тоже не ускользнуло:

— Вроде бы летучая мышь так не летает.

Егор усмехнулся:

— Скажешь тоже! Летучая мышь носится зигзагами туда-сюда, а это шлёп — и готово! Белка-летяга, вот кто это.

Стёпа заинтересовался всерьёз.

— Интересно! Никогда не видел, хотя про неё слышал. Пожалуй, самое загадочное существо в нашем лесу. Вот бы разглядеть поближе!

— Она пугливая, да и темно. Даже днём подойдёшь и не увидишь — она быстренько переберётся на другую сторону. Как дятел. Тот стучит, ты за ним, а он вокруг ствола прыгает и не улетает. Так и летяга. Любопытная, сидит-сидит, и нет-нет, да и выглянет. А летает-то всего от дерева до дерева. Вроде как планирует. Вцепится в кору и сидит.

— А ты откуда всё знаешь?