Она больше не была собой. Она стала боевой единицей, офицером, фиксирующим потери личного состава.

«Поторопись, пока машина под паром. Котлы на этих колымагах остывают почти мгновенно», – сердито прошептал Лукавый.

– Нишант, ты можешь управлять паромобилем? – Магдалина сама не заметила, как назвала Иетарела его человеческим именем. Наверное, потому, что в тот момент выражение лица Падшего было как никогда человечным.

– Да… – ответил тот отстраненно. – Ничего сложного…

– Тогда идем! Времени почти не осталось! – Магдалина поглядела вверх: косматые тучи стали ниже и тяжелее. Чудилось, что сейчас из них выглянут разгневанные лики, как на картине «Новый Прометей». – Ты видишь: ветер снова изменился! Значит, дирижабль пришвартовался.

– Да… – Иетарел все еще переминался с ноги на ногу у тела подельника. – Идем…

Азазел таял, точно снег под солнцем. Воздух возле него дрожал, как потревоженная водная гладь. Казалось, что ткань мира – чужого для Падших – разжижается, чтобы отторгнуть останки во внемировые пространства. Потянуло холодом, и на каретных рессорах выступил иней.

Иетарел наконец смог отвернуться. Опустив голову, он потрусил к паромобилю.

Котел машины работал на керосине, поэтому в кабине стоял тяжелый запах. Магдалина присела на скамью возле бокового иллюминатора. Иетарел встал за рычаги управления.

Заскрежетали сцепляющиеся шестерни, похожая на гигантского скарабея машина понеслась по Третьей Рыбацкой, и за ее кузовом вспух пыльный шлейф.

Третья Рыбацкая… Набережная Нефертари… Улица Великих Боевых Слонов…

Паромобиль вырулил на дебаркадер. Помчал, грохоча колесами, по деревянному настилу, сминая забытые ящики и корзины, разрывая растянутые рыболовецкие сети.

– В воздушном порту их нет! – сообщил Иетарел, перекрикивая шум механизмов. – В последний момент изменили решение! Для швартовки выбрали другое место!

Магдалина заглянула в поток силы, словно в подзорную трубу.

Падший почуял верно, в воздушном порту – ни души. Лишь гуляют по площади высокие пылевые смерчи, колышутся на ветру обрывки мягкой оболочки не сумевшего подняться в воздух шарльера метеослужбы и горит одна из причальных башен, в которую минутами ранее угодила молния.

Паромобиль выехал на мост. Правый берег Нила проявился в пыльных сумерках. И тогда грянул звук. Он был за порогом слышимости, но Магдалина почувствовала его кожей, всем нутром почувствовала. На «тонкий» мир этот звук подействовал тоже: потоки сил смешались, переплелись, изменили направление. И очень медленно, словно смятая тяжелым сапогом трава, принялись возвращаться в исходное состояние.

«Началось! – встревоженно прокомментировал Лукавый. – Ищи, Эльвен! Ищи!»

И она искала. «Дергала» за одни потоки силы, за другие, словно за нити, ожидая ответ. И вот он – звенящий отклик «особой энергии».

– Дирижабль на газозаправке «Промышленности Мосдея», – определилась с направлением Магдалина. – Падший, жми!

И Иетарел поднажал. И тотчас заревел ветер, обтекая округлые борта бронемашины.

Газозаправочная станция для дирижаблей всех типов возвышалась над каменистой равниной, граничащей с Западной пустыней. В ее основе была причальная башня из красного кирпича, но в целом сооружение получилось бесформенным из-за опоясывающих его трубопроводов и ферм.

Неподалеку из песка проглядывала, словно стертый до корней зуб, груда известняковых блоков. На блоках пестрели граффити самого разного содержания: от наивных признаний в любви до критики политики, проводимой Сети Вторым. Даже обычным человеческим зрением можно было заметить слабую розоватую дымку, поднимающуюся над камнями. Магдалине же эта эфемерная дымка виделась столбом алого пламени, упирающимся верхней частью в тучи.

Дирижабль был пришвартован к станции. Он покачивался на зыбкой воздушной перине, словно лодка на волнах.

Да, «Тион»… Да, здесь и сейчас… Да, как ни поразительно…

Все-таки случилось, как было предсказано: дороги сплелись.

И снова никаких переживаний: ни радости, ни удивления, ни предвкушения. Эмоции, которые испытывала Магдалина, глядя на дирижабль с тигриными полосами на оболочке, были сродни тем, что посетили ее, когда она стояла возле умирающего Азазела. А ведь совсем недавно она самозабвенно преследовала «Тион». До хрипоты кричала в дымные московские небеса, рисковала жизнью – своей и младших кузенов…

А теперь – лишь холодная констатация.

Дирижабль на месте, соединен со станцией паутиной стальных тросов и трапами. На верхней решетчатой платформе станции кто-то стоит. Груда блоков, занесенная песком, – руины портальной пирамиды: одной из многих в окрестностях Мемфиса.

Не мысли, а лаконичные записи в гроссбухе с финансовыми отчетами.

Пустошь, на которой раньше можно было встретить лишь скорпионов, змей да непоседливые перекати-поле, запружена людьми.

Мужчины и женщины, дети и старики. Разных возрастов и всех сословий.

Стоят плечом к плечу, глядят, словно загипнотизированные, в сторону станции. Появившийся бронемобиль они попросту не замечают. Их одежды серы, их волосы – одинакового пегого цвета, их кожа – лилово-бледна.

Откуда они могли появиться, если каждый обитатель Мемфиса, не считая кучки обреченных неудачников, давно убрался подальше от черных туч и смрадного ветра?

А над башней сияет роскошная радуга. Ей не место в темном небе; и Магдалина понимает, что радуга – внешнее проявление творимого волшебства.

– Жди здесь! – распорядилась Магдалина и толкнула тяжелую створку люка.

Она обошла паромобиль, окруженный клубами пыли, приблизилась к людям. Стоявшие в последнем ряду обернулись, забормотали нечленораздельно то ли приветствия, то ли проклятия.

Магдалина уже видела такую же черноту в глазах тети Эмили и матушки Птанифер. Неживой взгляд призванных в мир при помощи магии.

Серые нехотя расступились; Магдалина шагнула в толпу. Строй тут же сомкнулся за ее спиной. Магдалина двинулась к станции. Ее словно окружал невидимый кокон, который заставлял серых людей уходить с ее пути и не позволял прикасаться.

Бормотание превратилось в гул потревоженного улья. Постепенно Магдалина начала различать отдельные фразы.

– …предупреждали, кошка драная…

– …мы грядем, мы непременно грядем…

– …и польются слезы по живым, не по мертвым…

Вдруг, заглушив бурчание толпы, раздался крик:

– Магдалина!

Она обернулась. Распихивая серых людей, к ней пытался пробиться отец. Черный костюм, белоснежная рубашка, чуть съехавший в сторону галстук… Растрепанная, до прозрачности седая борода, покрытый испариной широкий лоб. И та же мертвецкая бледность кожи и мрак в глазах.